Василий Емельянов - На пороге войны

Сам Тевосян перед поездкой обычно проводил совещание с работниками наркомата, изучал состояние дел на заводе, и когда приезжал на место, то знал обстановку не хуже директора, а порой даже и лучше.

Помню встречу с Тевосяном на Южном заводе. Это предприятие нам только недавно передали — ранее оно находилось в системе другого наркомата, — и здесь Тевосяна в лицо знали еще немногие.

Я находился в сталеплавильном цехе. Из мартеновской печи выпустили сталь, и ковш с жидким металлом подали на литейную канаву для разливки по изложницам.

Тевосян взял у одного из мастеров синее стекло, наклонился к изложнице и стал наблюдать, как она заполняется металлом.

Потом, обращаясь к мастеру по разливке, спросил:

— Вы в изложницу заглядываете, когда производите разливку?

Мастер не знал еще, видимо, Тевосяна и сердито ответил:

— А чего туда смотреть-то? Сталь она сталь и есть. Какую ее сварили, такой она и будет. Мы ее ни лучше, ни хуже не сделаем.

— Ну-ка дайте мне, — и Тевосян взял из рук мастера рычаг стопорного механизма. — Вот смотрите туда, где поднимается металл. Видите пузырьки — значит, смазка изложницы не успевает выгорать до того, как металл подойдет к ней. А теперь я уменьшу подачу металла, прикрою немного струю. Вот видите, теперь пузырьков нет. А знаете, что такое подкорковые пузыри в слитках? Это брак. Вам об этом говорили когда-нибудь или нет?

Мастер молчал.

— Вот они и получаются, если разливать так, как вы разливаете, не заглянув даже в изложницу. — И, обращаясь к начальнику цеха, он начал задавать ему вопросы. — У вас курсы для мастеров организованы на заводе? Кто там ведет занятия по разливке стали?

Когда начальник цеха назвал фамилию преподавателя, Тевосян сказал:

— Пусть он зайдет ко мне сегодня вечером. Я буду у директора завода, там мы с ним и поговорим, — и снова обращаясь к мастеру, он стал убеждать его в том, что разливка стали не менее важное дело, нежели плавка.

— Поэтому у нас и установлена на заводах должность — мастер по разливке. Без хорошо организованной разливки никогда не получить хороших здоровых слитков. От того, как мастер знает разливку, зависит все.

Когда Тевосян выходил из цеха, около мастера по разливке собралась группа рабочих, и мастер, кивая головой в ту сторону, куда ушел Тевосян, что-то возбужденно рассказывал им.

На следующий день на заводе только и разговоров было о том, как нарком сам разливал сталь.

— Ему не зальешь, — с восхищением говорил вчерашний мастер, получивший урок от самого наркома. — Все тонкости нашего дела знает.

При посещении заводов Тевосян обычно заглядывал в такие уголки производства, где редко появлялись даже руководящие заводские работники.

— А это что у вас здесь находится? — как-то услышал я его сердитый голос. — Что это за ящик, почему он здесь?

— Мотор в нем привезли для мостового крана, — стал объяснять начальник цеха.

— Когда привезли?

— Недели, вероятно, две назад.

— Привезли мотор, а ящик почему не убрали? Разве ему здесь место? Так постепенно весь цех захламите. Здесь ящик, там мешки из-под цемента валяются.

— Ремонт делали недавно, убрать не успели.

— Так никогда ничего не успеете. Запускать нельзя.

На шихтовом дворе Тевосян повеселел.

— Кто у вас начальник шихтового двора?

Директор назвал.

— Хороший, видать, хозяин. К сожалению, у нас на шихтовых дворах часто бывает так, что черт ногу сломает. А здесь все рассортировано. Вот вам и пример брать есть с кого, — обратился он снова к начальнику сталеплавильного цеха.

Обычно после возвращения Тевосяна из командировки на заводы в наркомате наступало оживление. Принимались меры по удалению выявленных недочетов производства. Это и было то, что называлось конкретным руководством.

Тевосян знал лично всех людей, от которых зависела судьба производства. Он умел находить подход к каждому человеку и почти безошибочно определять, в какой степени тот или иной соответствует своему назначению.

— Ничего из него не получится — тюлень какой-то. Он и смотрит все время куда-то в сторону. Чем это он очаровал тебя? — выговаривал Тевосян директору одного из заводов. — Уж не письмами ли? Так ведь он пишет о том, что сам должен был бы сделать.

Директор молчал.

— Пока не поздно, замените его. А если вам самим это трудно сделать, мы из наркомата эту операцию произведем. Пока он окончательно дело не развалил.

…Дела наркомата не позволяли Тевосяну надолго отлучаться. Мы вели огромное строительство, производственная программа выросла до огромных масштабов. Ни одна из отраслей гражданского производства не имела такого стремительного развития, как оборонная промышленность. Но Тевосян даже при невероятной занятости административными обязанностями наркома всегда был в курсе дела всего нового, что появлялось в металлургии.

Будем выигрывать время!

Мы, работавшие в оборонной промышленности, особенно хорошо ощущали приближение большой войны. К нам поступала информация не только из газет. Мы встречались с участниками испанских боев, представителями наркомата, выезжавшими в страны Европы и США. Возвращаясь из-за рубежа, они рассказывали о тех изменениях, которые быстро происходили в мире.

В США для размещения оборудования был командирован инженер нашего главка Мадунцев, очень наблюдательный человек и хороший специалист. Нам нужно было крупное станочное оборудование, в особенности для обработки броневых корабельных плит. Большие станки такого типа изготовляли всего несколько фирм. В Америке тяжелым машиностроением, в частности, занимался завод «Места» в Питсбурге. Мадунцев рассказывал о том, что американские заводы неохотно принимают наши заказы.

Газеты были заполнены сообщениями о военных действиях в Испании, о подготовке Германии к военным действиям против Чехословакии и Польши. В воздухе пахло близкой грозой.

А у нас в самом разгаре было строительство новых заводов и реконструкция действующих. Да какая это реконструкция, когда площади новых цехов по существу были равны или даже превышали площади действующих цехов старых заводов. Возникали уникальные заводы с новым оборудованием. На Южном заводе заканчивалось строительство кузнечно-прессового цеха с мостовым краном для подъема стальных слитков весом в триста тонн. В Европе был всего один такой цех — на заводе Круппа. У нас их будет два. На Северном заводе также сооружали аналогичный цех для пресса мощностью в двенадцать тысяч тонн. Этот пресс мы купили у известной английской фирмы «Деви», а пятнадцатитысячный пресс для Южного завода приобрели в Германии. Пресс уже прибыл на завод. Огромные ящики с немецкими надписями «не кантовать» вызывают непрерывные нарекания на строителей.