Бранко Китанович - Человек, который не знал страха

Зиберт поклонился Метко в знак признательности и продолжил знакомство с гостями. Пока он этим занимался, Леон Метко по секрету шепнул Лисовской, что обер-лейтенант временно служит в организации, занимающейся реквизицией, и что денег у него – куры не клюют.

Лисовская с улыбкой заметила, что обер-лейтенант нравится ей не только потому, что он боевой офицер и обладает хорошими манерами, но и потому, что у него «такие же глаза, как у нее… только у Зиберта они более выразительные». Все засмеялись, почувствовав, что обер-лейтенант завоевал симпатию хозяйки.

– Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше! – произнес инженер Метко. Он строил планы увезти пани Лелу с собой в Германию, но последнее время ему казалось, что на этом пути ему мешает весьма импозантный капитан Людвиг Шпер, недавно переведенный в Ровно из Франции. Что касается Зиберта, то Метко не считал его своим возможным соперником, так как знал, что у него есть невеста, которая служит в рейхскомиссариате.

– Обер-лейтенант Зиберт – воспитанный и аккуратный человек, – сказал Метко пани Леле. – Он постоянно в разъездах, в Ровно бывает по нескольку дней в месяц, не больше. Ему приходится мотаться по отелям и квартирам с сомнительной репутацией. Поэтому он очень хотел бы свить где-нибудь «постоянное гнездо». Уверяю вас, вы не пожалеете, если сдадите ему одну из комнат в ваших апартаментах.

Лисовская согласилась, тем более, что немецкая комендатура могла в любое время вселить в ее трехкомнатную квартиру любого немецкого офицера.

Зиберт быстро стал своим человеком на улице Легионерской, 15. Квартира Лисовской стала для него еще одним убежищем.

По указанию командования отряда сестры продолжали свое специфическое сотрудничество с гестапо и абвером. В салоне пани Лисовской проводили свободное время офицеры и высокопоставленные чиновники. Здесь они не только пили, ели, развлекались. Они разговаривали! Интересные женщины, музыка, вино, коньяк развязывали языки. В салон стекалась самая различная информация военного, политического, экономического характера. Здесь распространяли сплетни о коллегах по работе, рассказывали фронтовые эпизоды, хвастались успехами на службе, ругали не очень высокое начальство, упоминали тайны, связанные с деятельностью советских подпольщиков, приводили различные случаи из жизни военнослужащих вермахта, обсуждали кадровые перемещения, рассуждали о новом тайном оружии, которое «полностью изменит ход войны в пользу Германии», говорили о настроениях среди солдат, о передвижениях войск и подготовке новых наступлений, о карательных экспедициях против партизан.

– Россия все же дикая страна, – меланхолично изрек холеный капитан Людвиг Шпер. – О, разумеется, – он галантно поклонился, – здесь имеются прекрасные женщины. Но, согласитесь, оказаться в России после Парижа – это более чем ужасно.

– Вас, что же, перевели сюда в порядке наказания? – ехидно спросил Метко.

– Какое там наказание, господин инженер. Пришел приказ на все подразделение сразу. Командир батальона майор Кун, узнав о приказе, напился до такой степени, что вывалился из автомобиля. Бедняга, сломал три ребра и ногу. До сих пор находится в госпитале.

– Где вы так загорели? – спросила Майя майора-танкиста, на лице которого светлели лишь зубы да волосы. – По всей видимости, отдыхали где-нибудь?

– Шила в мешке не утаишь, фрейлейн Майя, – рассмеялся майор. – Все меня об этом спрашивают, а некоторые даже с завистью. Хотел бы я, чтобы они так отдохнули и позагорали под африканским солнцем, в пустыне! Не понимаю, зачем нам нужен этот песок Африки. Это не для нас, европейцев. Слава богу, вся моя дивизия переброшена теперь на восточный фронт. Но рассказывают: здесь гораздо легче сложить голову.

– У каждого свои заботы, – заметил майор Франц Клюге, летчик. – Кое-кому, например, надо менять Ровно на Орел. Не очень это приятно, господа, хотя я и уверен, что вернусь оттуда с «дубовыми листьями».[11] У меня теперь новый самолет, он быстр, как пуля.

– Завидую вам заранее, – вмешался в разговор Зиберт. – Может ли быть большая честь для немцев, чем получить лично из рук фюрера награду за успехи в борьбе против большевиков!

Зиберт обнял Клюге и выпил с ним шампанского на брудершафт. Раздались спонтанные аплодисменты. Майя подошла к Клюге, поцеловала его в щеку и пожелала новых побед в небе.

Вечеринки и приемы в салоне пани Лисовской были важным источником информации для советской разведки.

Знакомство с Лисовской и Майей существенно расширило возможности Зиберта, особенно в том плане, что теперь он мог свободно, по собственному выбору, приглашать гостей в дом, который пользовался благосклонностью и хорошей репутацией у абвера и гестапо.

«Привет от Попова»

В один из вечеров в салоне пани Лисовской появился новый гость – Грабнер, начальник политического отделения концлагеря Аушвиц.[12] Он прибыл в Ровно в рейхскомиссариат «Украина», чтобы обсудить вопрос об отправке новых жертв в концлагерь. На улицу Легионерскую Грабнера привел друг его юности доктор Альберт Франк, который называл квартиру пани Лелы «маленьким Гейдельбергом», поскольку там он обычно разглагольствовал на философские темы.

О личности Грабнера и его деятельности убедительно свидетельствует донесение, которое он направил Гиммлеру по возвращении из Ровно. В письме говорилось:

«Составы с заключенными, предназначенными для умертвления в газовых камерах, прибыли на сортировочную станцию Биркенау. Здесь людей выгрузили из товарных вагонов, построили в шеренги и забрали у них все личное имущество. Затем отобрали детей и молодежь до 18-летнего возраста и направили их в газовые камеры. В соответствии с инструкцией то же самое сделали с теми, кто старше пятидесяти лет. Остальные заключенные должны были пройти комиссию, членами которой были начальник охраны лагеря, лагерный врач, начальник политического отделения и начальники бараков. Заключенный должен был предстать перед комиссией нагим. Если обнаруживали беременных женщин, их сразу же направляли в газовую камеру. Остальных строили и рассчитывали на первый-второй. Первый номер означал жизнь, второй – смерть. Поскольку крематории не успевают сжигать трупы, мы разводим дополнительные костры на улице. Комендант лагеря оберштурмбанфюрер Гее приказал бросать в костер людей живыми, особенно детей».

На вечеринке Грабнер не скупился на комплименты в адрес Лисовской, но она выслушивала их без видимого интереса. Затем разговор зашел о новом тайном оружии, о котором ходили упорные слухи.