Валерий Ярушин - Судьба по имени Ариэль

Эту бессонную ночь я провел, глядя в потолок…

…Видимо они «оболванили» и Боба. Он опять молчит. Чем же мне грозит полная смена состава? Еще одна вспышка гнева, и я могу заиметь летальный исход? Отдам-ка я им все, что нажито непосильным трудом… пусть подавятся! А что же мне делать дальше? Начать с нуля — собственно, стиль «Ариэля» исчерпал себя, а вокруг столько талантливых музыкантов. Может, уехать в Москву, к Алле Борисовне в театр песни аранжировщиком, может Пугачева еще не забыла меня? А может — попроситься к «Песнярам»? Нет, пока ничего не планировать, как они поведут себя? Но как же Каплун? Нет, он не может предать, у него просто затмение… Вот завтра скажу, что ухожу, и он останется со мной, а там посмотрим!…

Я долго ходил по коридору, не решаясь сказать, все уже одели концертные костюмы. И все-таки нашел в себе силы собрать коллектив в гримерке и выпалил: «Все, мужики, я ухожу от вас, это — последняя поездка»… Больше ничего — ни комментариев, ни ожиданья полемики, уговоров. Но их и так не было. Похоже, к этому артисты абсолютно не были готовы. Они уже приготовившись к «драчке», но такого «подарка» не ожидал никто! Я думал: вот сейчас Каплун встанет, скажет: «Я остаюсь с Иванычем», — и все начнет становиться на место… Но Боря молчал. Я не верил, ни глазам, ни ушам — он ли это? Последний вопрос, который я задал ему за кулисами за 30 секунд до начала концерта, был следующим: «Боб, ну ты со мной или с ними»? — «Не знаю, Иваныч…» и ушел от разговора.

Работать концерт было очень трудно! Комок в горле стоял полтора часа. С трудом делал нужные эмоции. Каплун вечером так и не пришел…

Дома, в филармонии уже знают этот скандал, и я был готов к этому. Сколько примиренческих попыток делал Каминский — одному Богу известно! Вызывал поочередно, и меня и остальных — бесполезно! Ими обуяла какая-то неудержимая страсть новизны, я это понимал. «Новая метла», причем, одна, а не шесть (а это был, безусловно, Стас), готовилась «мести» немедленно. Наконец, последнюю попытку я предпринял после уговора Каминского. Собрались мы в бухгалтерии. Это было самое короткое заседание еще пока нашего коллектива за всю историю — 40 секунд! (Это — тоже один из рекордов «Ариэля»). На мою фразу: «Последний раз предлагаю одуматься!» — Шариков сказал: «Ну, ты уходишь, или не уходишь?» — Мне стало ясно, что говорить на эту тему дальше бесполезно, и я ушел…

Единственную просьбу Каминского я выполнил: поехал в последнюю поездку по Северному Кавказу — это были стадионы в Грозном и Махачкале. Я отчетливо запомнил свой последний концерт в нашем «звездном» составе. Он начался в Махачкале с песни «Зимы и весны» и закончился «Магнолиями»…

Так закончил свое существование «золотой состав» легендарной группы «Ариэль»…

Творческие портреты

Несмотря ни на что, отдавая дань уважения своим коллегам, профессиональным музыкантам, и, заканчивая первую часть книги, хочу «нарисовать» портреты тех, кто в те, семидесятые, являлись заметными личностями на советской эстраде.

Лев Гуров

Это, пожалуй, самая знаковая фигура в истории ансамбля. Являясь солистом еще безымянной группы, репетировавшей в облбольнице, тянул на себя все «одеяло».

Он, собственно, и был стержнем, играя на ритм-гитаре, что для студента-медика было вполне прилично. Его первые фанаты сразу влюбились в его тембр голоса, звонко-кошачий! Конечно, все музыканты того периода «передирали» самое передовое у «Битлз», начиная с причесок и костюмов, и, кончая песнями в стиле Леннона-Маккартни. Не был исключением и Левин ансамбль. Организатор группы, студент ЧПИ Валерий Паршуков сделал очень умный ход. Взяв за основу музыку великой четверки, вместе со своими участниками писал очень простенькие лирические тексты о любви, битловские шлягеры на русском языке становились суперхитами, и молодежь с упоением воспринимала их. Потом появились авторские песни, очень похожие на английские. Поэтому моей задачей на первых порах было не наломать дров, влившись, в общем-то, в новый ансамбль, так как мы с Каплуном со своим классическим образованием поначалу шли вразрез с непрофессиональными самоучками. Лева держал планку в «золотом составе» года два. Потом время заставило менять образы и он перестал быть лидером. Но его стержневой вокал помог мне в создании единых голосовых ансамблей между ним, мной и Каплуном. Было очень полезно, как бы, пародировать Гурова и мы с Борей это делали. У Каплуна во время звучания пропадало ненужное «блеяние» а мой металлический тембр притухал. Это было достигнуто большим трудом. В 1971 году Лев написал, пожалуй, самую лучшую свою песню «Тишина». Помню, принес он мне ее на репетицию. Три куплета, даже без припева. Вначале она мне показалась примитивной. Но Лева разрешил делать с ней все, что угодно. Так, в середине появился величественный орган под марш, вместо припева — красивое вокальное трезвучие и, засверкав, песня приобрела значение целой композиции! Несомненной левиной удачей был «Пугачев». Мне часто приходилось слышать упреки меломанов, что, мол, он не тянет на вождя — больно голос ласковый! А потом полистав историю, выяснил, что Пугачев и не был шибко «амбальным», да и пел тенором…

Наши стычки с ним замыкались на одном: нельзя пить до и во время концерта, отчего он на меня часто «бычился»… Да и поддержал он Стаса во время «путча» во имя будущей свободы поведения в быту… Это мое твердое убеждение! Шли годы, и нещадная эксплуатация филармонией и возлияния с поклонниками, к сожалению отрицательно сказались на его связках. Мне и Каплуну приходилось буквально помогать ему во время сольных песен на «верхах». В дебатах правом решающего голоса он, в момент распада, уже не обладал, поэтому остался в составе, как некий флагман, «титул» этот Лев, безусловно, заслужил!

Сергей Антонов

Музыкант, сотканный из противоречий. Когда этот 15-летний пацан появился у нас в коллективе, я думал, он не приживется. Потому что уже в эти годы слыл аморальной личностью. Глушил «шмурдяки», был несусветным бабником. В гостиницах у него частенько сидело по две «русалки»… А курил он так много, что его пальцы были постоянно желтыми от сигарет. Я уже подыскивал новую кандидатуру, как вдруг все стало меняться. Или он враз повзрослел, или стал фанатичней относиться к инструменту, только нагружать я его стал порядком, и он уткнулся в ноты… Как и Лева, он не знал музыкальной грамоты, и мне приходилось сначала самому на гитаре «пошкрябать», потом показать ему, потом сесть за рояль, и по слуху, постепенно, Сережа впитывал свою партию. Потеря предыдущего соло-гитариста Валеры Слепухина, конечно была ощутимой. А Антонов, к сожалению, на хорошую импровизацию не тянул. Это-то и подхлестнуло молодого музыканта. Сережа чуть ли не спал с гитарой — с утра, до вечера «шпилял» гаммы. Поворотным моментом в его жизни явился несчастный случай, который произошел в его призывном возрасте. Однажды, возвращаясь поздно вечером из ресторана «Турист», находящегося в лесопарковой зоне, был избит какими-то подонками. Потом выяснилось, что они обознались. Антонов попал в больницу с сотрясением мозга. Нет худа без добра — Серегу не взяли в армию, и тут началось нечто странное! Антонов завязал с куревом, алкоголем, и женщинами, поправившись при этом на 20 килограмм. Влюбился в свою будущую жену, и стал таким примерным, что у меня, аж скулы сводило… Первая «патология» — увлечение фотографией. Купив за 700 рублей профессиональный аппарат «Киев-6С», стал снимать не только родившееся дитя, жену, но и насекомых… Как заправский ботаник, с сачком, гонялся за бабочками, заспиртовывал их, садил на цветок, приклеив «Моментом», чтоб не дрыгались», и фотографировал… Потом делал гигантские фотографии. Через год все это он забросил, и заболел новой болезнью. Приобретя усадьбу в Непряхино, решил обзавестись станками: по металлу и дереву. Жена взмолилась! Если фото она еще терпела, но складирование заводского оборудования в квартире — это уж слишком! Вспоминаю, как в Горьком пришлось заплатить громадный штраф за порчу гостиничного номера. Горничной пришлось вызывать врача — ей стало плохо, когда, открыв своим ключом серегины апартаменты, вместо паласа, обнаружила толстый слой деревянной стружки, куда упала, растянувшись во весь рост! Оказывается, решив испробовать очередную обновку, Антонов с Сашей Коротецким выточили из какого-то бревна… ручку для напильника… Рекордсменом по претензиям поведения на сцене был Серега. Непоющий гитарист приковывал внимание всех, потому что стоял, как колышек, не шелохнувшись, да и лицо ничего не выражало. Сколько его уговаривали — не помогало! Один раз решили сброситься и доплатить ему, только пусть подвигается, как все. Деньги любят все, и Серый решил стараться! Как он переживал — и лицом, и подтанцовывал, и грифом, как фирмачи, махал! После концерта подходят друзья и у нас спрашивают: «А что, Антонов «развязал», что ли?…! Когда Серега об этом узнал — страшно обиделся, и больше не экспериментировал… Но все-таки в одном таком моем эксперименте он поучаствовал. Я решил использовать его имидж молчаливого, и в одной из песен заставил петь. «В амбар за мукой» — так называлась веселая народная песня. И вот в последнем куплете Антонов расталкивал вокалистов локтями, и кричал неумелым петушиным полуфальцетом, как бы пытаясь петь: «На ней — казачок, с оборочкой юбочка…» Пел, конечно, по «соседям», но зал ухахатывался! И вот, спустя полгода, он так научился чисто петь, что стало не смешно, и я убрал этот эффект…