Адмирал Колчак. Диктатор поневоле - Николай Андреевич Черкашин
В Порт-Артур Колчак прибыл не заурядным лейтенантом. О нем здесь слышали, его знали. Теперь славу полярного первопроходца предстояло подтвердить боевой доблестью корабельного офицера. То, ради чего он рвался на юг Африки, поджидало его здесь — на Дальнем Востоке.
В Порт-Артуре лейтенант Колчак предстал перед своим нечаянным покровителем — командующим флотом вице-адмиралом Степаном Осиповичем Макаровым. Всегда чуравшийся высоких протекций, молодой офицер на сей раз надеялся, что адмирал, весьма благоволивший к его научным работам, не откажет в назначении на миноносец — корабль, которому по роду службы чаще всего приходится встречаться с противником. Однако вид у соискателя активной боевой жизни был столь изможденным после северных передряг, что адмирал Макаров решил дать отчаянному лейтенанту передышку и назначил его на пятитрубный крейсер «Аскольд». На большом корабле быт более устроен.
Боцмана Бегичева адмирал Макаров определил на миноносец «Бесшумный». Там, в пылу боя, за расторопные и бесстрашные действия в аварийной обстановке боцман был награжден Георгиевским крестом.
То была их последняя встреча — Макарова и Колчака. Флагман порт-артурской эскадры броненосец «Петропавловск» подорвался на японской мине… Гибель Макарова потрясла всех, даже японцев.
В Порт-Артуре кругами по воде расходились мистические слухи. Колчак был потрясен одним из них. За несколько минут до рокового взрыва художник Верещагин, делая зарисовки на мостике, произнес такую фразу: «Я принимал участие во многих баталиях и всегда выходил сухим из воды». Через несколько минут последовала страшная кара за бездумную похвальбу: самонадеянный художник навсегда остался в морской пучине.
Многие порт-артурцы приносили свои личные клятвы отомстить за адмирала — самую светлую голову русского флота. Дал такую клятву и лейтенант Колчак. И вскоре выполнил ее.
Сразу же после трагического сообщения он подал рапорт о переводе на минный заградитель «Амур». Еще через какое-то время он наконец добился того, чего просил у Макарова, — его назначили на миноносец. Командиром на «Сердитый». Он рвался в бой, но судьба сыграла злую шутку. Здоровье, подорванное полярными лишениями, не выдержало новых встрясок: командир «Сердитого» слег в госпиталь с жесточайшим двусторонним воспалением легких. Валяться на госпитальной койке с боевым ранением — куда ни шло, но с заурядной обывательской пневмонией?! Сознавать это было невыносимо для офицерской чести, и лейтенант с лицом аскета, едва спал жар лихорадки, вернулся на мостик «Сердитого».
Порт-артурские миноносцы — кораблики довольно щуплые, в свежую погоду на приличном ходу волна порой перехлестывала через невысокий мостик. Эти соленые купели, а может, и недавние кочевки во льдах тоже не прошли даром. Острый суставной ревматизм чуть не вынудил его снова слечь. Пневмония стала хронической. Но возвращаться в госпиталь лейтенант Колчак отказался наотрез.
И словно в награду за стойкость военное счастье ему улыбнулось. На подходах к Порт-Артуру «Сердитый» выставил группу мин. На них, точь-в-точь как «Петропавловск», наскочил и подорвался японский крейсер «Такасаго».
Лейтенант Колчак сдержал свое обетное слово.
За уничтожение крейсера — чисто морскую операцию — Александр Колчак получил Георгиевское оружие.
Спустя многие годы военные историки, итожа первое двадцатилетие двадцатого века, назовут четырех лучших адмиралов русского флота: адмирал Макаров, адмирал Эссен, адмирал Непенин и адмирал Колчак. Эта плеяда продолжит славное созвездие XIX века — Ушаков, Лазарев, Сенявин, Истомин, Нахимов, Корнилов…
Глава вторая. Командир батареи Скалистых гор
Порт-Артур стал паролем нового офицерского братства, из которого потом выйдут и новые комфлоты, морские министры, и новые начальники и друзья Колчака — Эссен, Непенин, Подгурский… В Порт-Артуре находился и лейтенант Сергей Тимирёв, чья будущая жена станет земной звездой Колчака. А пока надо было собираться в море.
Здесь Александр примерил на себя севастопольскую славу отца. Была она тяжела, дымна и кровава…
К весне 1905 года судьбу Порт-Артура решал береговой фронт. Командир «Сердитого» покинул лишившийся боевой работы миноносец и ушел на береговую батарею морских орудий, вольно или невольно повторяя военную судьбу отца на Малаховом кургане. Даже взрывы неприятельских снарядов метили их одинаково: та же контузия и то же ранение в руку.
Позицию Александр Колчак не покинул и до самых последних залпов, в бинтах, командовал стодвадцати-миллиметровой батареей в секторе Скалистых гор.
Осажденный Порт-Артур был подобен «Варягу». Батарея Скалистых гор была одним из плутонгов этого непотопляемого, но, увы, берущегося на абордаж броненосца.
Лишь после падения крепости он позволил отвести себя в госпиталь. Оттуда в апреле был переправлен японцами в Нагасаки. Раненым пленным офицерам микадо разрешил возвращаться на родину без каких бы то ни было обязательств. И вскоре Колчак отправился в Петербург рейсовым пароходом через Канаду…
Одна общая боль мучила их всех: почему огромная Россия проиграла войну маленькой Японии. Листовки, которые чья-то вездесущая рука разбрасывала еще в Японии по лагерным баракам, по эшелонным теплушкам, по судовым кубрикам, объясняли военное поражение России «прогнившим царским режимом, приведшим страну к экономическому развалу и военному краху». Но как можно было верить их авторам-анонимам, если за год до начала войны Россия в рекордные сроки закончила строительство самой длинной в мире железнодорожной трассы — Транссиб — в 9 с лишком тысяч верст? Как можно было говорить об «экономическом крахе» России, когда страна добывала в 1900 году больше всех нефти и была главным экспортером зерна? Страна начинала двадцатый век на взлете своего экономического подъема и потому пугала темпами развития своих недругов как в Европе, так и за океаном. Чтобы сбить рост добычи нефти в России (в 1898 году страна обогнала в добыче черного золота США), на Кавказе с помощью агентов британских спецслужб (их было заброшено туда около двухсот) стала нагнетаться «революционная ситуация»: летом 1904 года в Баку случился небывалый наплыв дервишей из Ирана — около двухсот человек. Бродячие старцы вещали на базарах и во дворах мечетей, предрекая скорую гибель русского царя, поражение России в дальневосточной войне, пожары и прочие бедствия… Они призывали не исполнять указания «гяурских» властей, изгонять из города армянских торговцев и русских инженеров. В Баку стало неспокойно. А вскоре заполыхали деревянные нефтяные вышки «Черного города». После чудовищного пожара, после жестокой национальной резни и прочих невзгод, которые предрекли дервиши, старцы быстро исчезли, а добыча нефти на бакинских промыслах (других в России пока не
