Целитель - Жозеф Кессель
На рассвете они каждый раз, прощаясь с толстяком-доктором, говорили:
— В Библии сказано, что, когда кто-то в беде, с неба спускается ангел, чтобы принести утешение. Этот ангел — перед нами.
И они удалялись, приободренные и даже окрыленные.
Их рассказы не выходили у Керстена из головы. В то же время его смущало состояние постоянной восторженности, в котором находились сектанты. Эти люди, видевшие в нем создание небес, — не переносят ли они рассказы об адском пламени на земную реальность? Он решил сам все разузнать. Но это было непросто. Слова свидетелей Иеговы надо было проверить так, чтобы никому не пришло в голову, что между его информацией и ее источниками есть какая-то связь. Малейшая неосторожность могла привести разоткровенничавшихся в руки палачей. И хотя они были заранее согласны на муки, Керстен должен был дождаться подходящего момента, когда было бы немыслимо, абсолютно невозможно связать свидетелей Иеговы и его интерес к лагерям.
Этой возможности доктор ждал долго. Она представилась только во время его поездки в Украину.
4
Третьего июля 1942 года Гиммлер сказал Керстену:
— Собирайте вещи для поездки в Россию. Мы отправляемся через несколько часов.
Месяцем раньше с завоеванных в прошлом году территорий началось второе генеральное наступление вермахта против советских войск. Оно было нацелено на Волгу и Кавказ. Это должен был быть сокрушительный удар невероятной мощи. Гитлер бросил туда все силы и рассчитывал в этот раз все-таки поставить Россию на колени.
Первые бои принесли ему в качестве трофеев новые земли, и Гиммлер, как обычно, поехал туда их «организовывать».
Ставка Гитлера находилась в Виннице, в Украине. Гиммлера ждала его собственная штаб-квартира в шестидесяти километрах оттуда, в Житомире.
Пятого июля Гиммлер высадился из специального поезда и отправился к домам, где должен был жить и работать вместе со своим штабом.
Это была бывшая русская казарма, окруженная высокими стенами и колючей проволокой. Там Гиммлер занимал маленький домик, в котором до вторжения жил кто-то из высокопоставленных советских офицеров. Керстен жил недалеко, примерно в таком же домике.
Жизнь, которую вел там доктор, больше всего напоминала будни заключенного. Гулять он мог только в пределах этого мрачного лагеря. За стенами все было под наблюдением, загорожено, забаррикадировано, заминировано. Когда доктор захотел поехать в город, ему пришлось получить разрешение и пропуск, как положено. В предоставленной ему машине вместе с ним ехали двое вооруженных солдат, а выходить из машины ему запретили.
— Здесь мы во вражеской стране, я не хочу, чтобы вы рисковали, — сказал ему Гиммлер.
Сам он все время боялся покушений и налетов русских партизан, так что передвигался только в сопровождении многочисленной вооруженной до зубов охраны.
В обстановке, настолько отличавшейся от той, что была в Хартцвальде, воспоминание о свидетелях Иеговы даже и близко не могло прийти в голову Гиммлеру. Наконец доктор смог заговорить о том, что так долго откладывал.
— Правда ли, — однажды вечером спросил он, — что в концлагерях систематически пытают до смерти? До сих пор я не хотел с вами говорить на эту тему. Но в Берлине перед нашим отъездом мне стали известны такие вещи, что я просто вынужден спросить об этом у вас.
Гиммлер расхохотался от души. Во всяком случае, выглядело это так.
— Ну-ну, дорогой господин Керстен, вот и вы подпали под влияние пропаганды союзников. Но это часть войны, которую они ведут против нас, — ложные слухи.
— Речь не идет о пропаганде союзников или чьей-то другой, — медленно произнес доктор. — Факты, о которых я хотел с вами поговорить, получены из очень серьезного источника.
— Из какого источника? — оживился Гиммлер.
Керстен рассказал ему правдоподобную историю, которую он заранее детально продумал, чтобы отвести любые подозрения от свидетелей Иеговы.
— Я встретил в финском посольстве в Берлине двух швейцарских журналистов, направлявшихся в Швецию…
— И что? — спросил Гиммлер.
Тут Керстен решил рискнуть. В столовой рейхсфюрера он слышал, что охранники СС в лагерях получили приказ фотографировать и снимать на кинопленку все пытки, которыми занимались тамошние палачи. Он и поверить не мог, что можно было пойти на столь безумные и омерзительные меры. Но в этом разговоре он изобразил твердую уверенность.
— Эти журналисты, — сказал он, — рядом с каким-то лагерем купили у охранников СС фотографии пыток.
По движению, с которым Гиммлер поднялся с походной кровати, Керстен понял, что слухи, в которые он отказывался верить, оказались правдой.
— Эти журналисты еще в Германии? — резко спросил Гиммлер.
— О нет, они сейчас в Швеции, а может быть, уже в Швейцарии.
— Не знаете ли, как я могу выкупить эти фотографии, за любую цену? — закричал Гиммлер.
— Не знаю, правда, — ответил Керстен, укоризненно покачал головой и продолжил: — Не лучше ли поговорить со мной откровенно? Вы не верите, что я заслужил хоть немного правды?
Гиммлер отвел взгляд. Было видно, что он попал в затруднительное положение.
— Вы сами видели эти фотографии? — спросил он.
Керстен не колебался ни секунды:
— Конечно.
Только тогда Гиммлер решился.
— Хорошо, — сказал он. — Я должен признать, что в лагерях происходит кое-что такое, что вы, с вашим финским менталитетом и привычками интеллектуала, приобретенными в вашей голландской демократии, не сможете понять. Вы не были в нацистской школе.
Сам того не заметив, рейхсфюрер заговорил с интонациями поднявшегося на кафедру занудного проповедника:
— Меня не удивляет, что некоторые методы кажутся вам неприемлемыми. Но справедливо то, что они вынуждают страдать предателей, врагов фюрера — чем дольше, тем лучше и как можно более жестоко. Это и законное наказание для них, и пример для других. Будущее нас оправдает.
Он заговорил громче, тоном, не допускающим возражений:
— Знаете ли вы, почему охранники СС получили приказ фотографировать пытки, все виды пыток, применяемых в лагерях? Чтобы через тысячу лет люди знали, как настоящие немцы во славу Германии победили противников германского фюрера и проклятую еврейскую расу. И будущие поколения будут восхищаться фотографиями, прославляющими времена Адольфа Гитлера, и будут ему за это благодарны — вечно.
Керстену хотелось заткнуть уши. Его тошнило. Еще никогда в нем не было так сильно ощущение, что он живет среди сумасшедших. Кровавый психопат… полубезумный фанатик — от этой пары можно было самому сойти с ума.
— Итак, — спросил он, изо всех сил стараясь успокоиться, но зная, что сейчас надавит на самое чувствительное место Гиммлера, — вот так проявляется хваленая честь ваших СС? Служить
