Юрий Богданов - 30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра

Удостоверение о сдаче членом общества «Динамо» Н.К. Богдановым норм на значок «Готов к труду и обороне» (ГТО).

Ленинград, 1933 год

И самое главное — «разоблачая и беспощадно расправляясь со всеми элементами, пытающимися сорвать выполнение государственного плана зернозаготовок», райуполномоченные «не должны допускать какого бы то ни было либерализма ко всем срывающим план, под каким бы предлогом это ни производилось».

А в отношении тружеников села, собравших урожай, давалось указание «не допускать прошлогодней практики преступной, рваческой выдачи авансов колхозникам». Помол зерна разрешалось производить только на мельницах, включённых в государственный список. Если же это благое дело производилось на иных мукомольных объектах, то оно трактовалось как тайный помол с соответствующими последствиями.

Ясно, что, выполняя перечисленные указания руководящей верхушки, соблюсти столько запретов и провести крутые карательные мероприятия не смог бы ни один государственный орган, кроме ОГПУ.

Как бы теперь к этому ни относиться, но Богданов в силу своего служебного положения старался сам и организовывал подчинённых ему сотрудников добросовестно выполнять возложенные на них обязанности по претворению в жизнь поступавших указаний и поддержанию порядка в районе. Руководство ОГПУ проводимой работой, очевидно, оставалось в основном довольно. Начальник чекистского оперативного сектора (ЧОСа) Лебедев в ноябре 1932 года, ровно через год после вручения Богданову золотых часов, вновь, перечислив все описанные выше боевые дела, «за проявленную энергию и чёткость в работе, — как сказано в представлении, — полагал бы ко дню XV годовщины органов ВЧК-ОГПУ» наградить ВРИД начальника Устюжнского райотделения часами с надписью: «Чекисту-ударнику от ПП ОГПУ в ЛВО» (то есть от Полномочного Представительства ОГПУ в Ленинградском военном округе). Однако на этом представлении, подшитом на всякий случай в дополнение к личному делу, наискосок по тексту, без какой-либо подписи стоит резолюция: «Отказано» [А.2].

В 1933 году тот же Лебедев подписывает на уже утверждённого начальника Устюжнского РО Богданова (чекстаж -3 года 7 месяцев) «Заключение о соответствии занимаемой должности» и аттестацию по состоянию на 15 сентября. В этих документах, также оказавшихся достоянием дополнения к личному делу, вышестоящий начальник не мог не отдать должное организаторским задаткам и работоспособности Богданова и потому отметил, что он «способный энергичный работник. Ко всем работам проявил серьёзный подход и полноценное выполнение. Работу с низовой сеткой ведёт достаточно умело, в результате чего удовлетворительно поставил своевременную партсигнализацию, чекистским опытом обладает. Инициативен. Быстро и правильно ориентируется. Руководить работниками может. Переложение своего опыта работы подчинённым проводит личным примером». Вместе с тем в качестве недостатка в этих характеристиках высказывалась неудовлетворённость начальства тем, что весьма опытный чекист не проявляет железной непреклонности в проведении линии партии, допускает какой-то либерализм, непонимание и растерянность: «Как след-ственник недостаточно крепкий, но прилагает все старания к заполнению этого пробела. Не имея должной настойчивости и требовательности к подчинённым, загружает себя мелочами в ущерб работе». Понимая, что с помощью такого начальника райотделения ОГПУ, который, с одной стороны, умеет работать с людьми, а с другой — проявляет достаточную мягкотелость, не удастся под корень вычесать из местного населения все неугодные руководству партии элементы, начальство сделало вывод, что Богданов «занимаемой должности соответствовать вполне может», но только «в районе с меньшими показателями по контрреволюции, чем в Устюжнском. А потому желательна переброска».

Вот так и получалось, что, попав в плавание в беспощадном океане государственных органов безопасности, омывавших со всех сторон как всех нас, так и безмерно разраставшийся «Архипелаг ГУЛАГ», отец постоянно вынужден был лавировать, чтобы в трудный век строившегося социализма с наименьшими потерями постараться пройти между Сциллой и Харибдой. В силу своего служебного положения он должен был по малейшему подозрению арестовывать людей, чтобы защитить государственный строй, но в то же время вопреки нажиму начальства стремился не переусердствовать в этом вопросе, кося всех без разбору. И в последующей своей службе, понимая несправедливость проводившихся репрессивных мероприятий, отец стремился в силу имевшихся возможностей отойти от чекистских дел и перейти на организационно-хозяйственную работу, почему он со временем и был переведен из органов госбезопасности в Министерство внутренних дел.

В 1930-е годы Богданов как начальник Устюжнского РО ОГПУ, а потом Лужского РО НКВД получил следующие поощрения: 7 июля 1934 года объявлена благодарность «за чёткое выполнение указаний по выполнению плана весеннеполевой кампании»; 31 марта 1936 года награждён часами «за достигнутые успехи в деле снижения горимости в Устюж-нском районе»; 9 мая 1936 года объявлена благодарность «за хорошую постановку учёта и отчётности и за внедрение бюджетной дисциплины»; 3 августа 1937 года выдано «денежное вознаграждение в сумме 250 руб. за хорошие показатели в финансовой работе» [А.2].

А как же протекала семейная жизнь Богдановых? 30 сентября 1933 года Нина Владимировна Котова родила своего первенца — Владимира. Как при этой беременности, так и при последующих мама, согласно записям в личных бумагах, никогда не брала декретных отпусков, работала до последней возможности, а потом рожала, словно крестьянка в поле, в подшефном ей родильном отделении районной больницы.

В связи с появлением младенца для помощи по уходу за ним, поскольку мама работу не прерывала, в родительской семье появилась няня Александра Фёдоровна Андреева, или попросту Шура, которая соединилась с нами душой на всю оставшуюся жизнь, хотя случались большие перерывы в нашем совместном проживании. Иногда, чтобы помочь нянчиться с внуком, приезжала из Череповца бабушка Анна Леонтьевна, о которой сын Николай никогда не забывал и постоянно помогал ей материально.

По рассказам мамы, Шуры и других родственников, самый мой старший брат Владимир был не по летам развитым и в возрасте одного года уже прекрасно ходил и даже сносно разговаривал. К сожалению, все сведущие бабки предрекали, что такие умные дети на свете не живут. И действительно, ещё в июне 1934 года Николай Кузьмич прислал в Устюжну пару открыток с видами курорта Сочи, на которых написал: «Моим родным мамусеньке и сынушке от скучающего папки», — а поздней осенью малыша уже хоронили. Осталось только несколько фотографий первого сына: у мамы на руках да лежащего в гробике, а также сцена выноса этого маленького гробика из дома в последний путь. В основном стараниями Шуры могилка безвременно усопшего первенца семьи Богдановых всегда поддерживалась в порядке и сохранилась до сих пор.