Светлана Аллилуева - Далёкая музыка

Увы, я была знакома уже с «любовью» духовных гуру и всяких духовных пастырей, делающих своих последователей слепыми рабами. Я не оставила СССР, чтобы попасть в лапы еще одного «духовного вождя», здесь в Америке.

«Тогда, значит, ты совершенно не поняла этого места, — печально заключил Вэс. — Жить в Талиесине — это большая привилегия, это наилучший образ жизни. Я думал, что нашим браком я дал тебе эту привилегию. Я не знаю, каково будет наше будущее. Ты не можешь жить на ферме, потому что ты должна жить там, где твой муж. Ты должна найти какой-то способ приспособиться». И с этими словами он ушел в свою контору, потому что у него не было времени на семейные дела.

…Я ездила по сельским дорогам, где совсем нет движения, Ольга рядом со мной на сиденье, в корзинке, занятой у Лиз, нашей бэбиситтерши. Ничего не хотелось, только смотреть по сторонам дороги на эти целительные холмы и поля. Это всегда приводило меня к душевному спокоиствию.

Или же я отправлялась с Ольгой на нашу ферму поболтать с Марион, — так же, как я болтала с Лиз, с симпатичным местным доктором или даже с продавщицей в магазине… Мне так нужно было находиться с нормальными людьми, чтобы восстановить внутреннее спокойствие. Они были милы, играли с Ольгой, не задавали вопросов, ничего не требовали. Потом я возвращалась в Талиесин, остерегаясь встретиться с миссис Райт. Я решила отказываться от ее приглашений под разными предлогами, так как боялась ее напора: это или кончилось бы большим конфликтом, или она принудила бы меня согласиться с ее властью. Последнего я не могла позволить, только что вырвавшись из рабства. Сорок лет я жила в СССР, как раб правительства и партии. Здесь, в Америке, я начала создавать мою собственную жизнь. А теперь снова подпасть под ярмо, под власть этой женщины? А что будет с моей дочерью в этом Товариществе, где дети нежеланны? Почему, в конце концов, должна я принуждать себя к «приспособлению», которое станет моим страшным шагом назад?

Отправляясь на машине из Талиесина в Спринг-Грин за покупками, я неизбежно следовала по тому же пути, которым пользовалась первая Светлана, моя предшественница. Она тоже покупала еду в городе, заходила в аптеку, парикмахерскую, возможно, бывала, как и я, в Доджвилле; конечно, много раз курсировала между нашей фермой, Талиесином и Спринг-Грином, проезжая мимо Часовни Ллойд-Джонсов. Мои мысли часто возвращались к ней, миловидной, темноволосой, темноглазой женщине двадцати девяти лет. На фотографиях ее дети выглядели, как моя Ольга, — потому что все они походили на Вэса, их отца.

Она встретила его совсем девочкой, шестнадцати лет (ему было двадцать), он только что бросил Технологический институт в Бостоне и пришел учиться архитектуре к Райту. Они немедленно же влюбились и поженились — вопреки воле миссис Райт, полагавшей, что брак был слишком ранним для ее дочери. Молодой паре пришлось уехать из Талиесина в Эвансвилль, в Индиане, родной город Питерсов, где они прожили счастливо несколько лет, пока наконец сам Райт не стал с упорством настаивать на их возвращении. Светлане тоже приходилось бороться за права своей семьи, но им покровительствовал сам Мастер, очень полюбивший молодую пару.

Когда у них уже было двое детей, Вэс спроектировал дом для семьи, совсем рядом с Талиесином, на соседнем холме. Однако миссис Райт запретила такое «отделение от Товарищества». Дом остался только в чертежах.

Примерно в это время, уже ожидая третьего ребенка, Светлана с двумя сыновьями вела свой «джип» по дороге в Спринг-Грин, как вдруг «джип» потерял управление, и покатился под откос сельской дороги. Она погибла, и двухгодичный Даниэль тоже. Старшего мальчика выкинуло из машины, он ударился, но уцелел. Однажды, вспоминая эту историю, я остановилась возле Часовни Джонсов, где была похоронена Светлана и стала искать ее могилу. Найдя ее, я была потрясена: на могильном камне было написано мое имя — «Светлана Питерс». Маленький Даниэль был похоронен вместе с нею. Моя Ольга была так похожа на него! Я похолодела. По дороге домой я вела машину с особой осторожностью.

Безусловно, я давно знала, что у нас одинаковые имена. Но эта странная встреча на кладбище с той, чью роль меня взяли исполнять, была мне, как предупреждение. С тех пор я опасалась проезжать вместе с Ольгой по той самой дороге. У меня была теперь «идея фикс», комплекс, и я ничего не могла поделать с этим. И потому что я была здесь, чтобы повторить жизнь этой женщины, стать женой ее мужа, мне, возможно, было не миновать такой же трагичной развязки… И, возможно, даже моей дочери, тоже.

Этот внезапный страх заставил меня серьезно задуматься о крещении Ольги. Я твердо верила, что тогда она будет защищена Богом.

Вэсу эта идея очень понравилась, но у него были иные причины для этого. Дело в том, что Ф. Л. Райт спроектировал — а Вэс построил десять лет назад греческую православную церковь в Милуоки. Теперь предполагалось праздновать «обновление» церкви Благовещения, и архиепископ всех американских греков Яковос должен был прибыть на празднование. Чем не блистательный случай крестить нашу Ольгу!

Я не знала ничего этого и только хотела крестить ее — все равно где — тихо и незаметно. Остальное было мне неважно. Но Вэс хотел крестить Ольгу перед алтарем, расписанным его другом Джином Масселинком, взявшим первую жену Вэса и его сына в модели для икон Богоматери с младенцем… Эти современного стиля иконы (совсем не традиционные) украшали царские врата церкви Благовещения, которую Райт решил построить в виде греческого театра. Греки проглотили такое богохульство, а позже церковь стала привлекать туристов и наконец была одобрена всем приходом. Теперь же архиепископ приезжал освятить заново алтарь, и никто уже более не удивлялся странным очертаниям перевернутого блюдца, накрытого таким же огромным блюдечком… Фрэнк Ллойд Райт не был ни в одной церкви с детства, но решил, что именно амфитеатр более присущ духу греков, а не традиционная крестово-купольная планировка.

Итак, Вэс с энтузиазмом оповестил совет церкви Благовещения в Милуоки, что мы решили крестить дочь здесь. Архиепископ уже выразил желание совершить обряд венчания или крещения после освящения алтаря. Дочь архитектора, строившего церковь, — не могло быть ничего лучше!

Я ужаснулась новости, так как мы опять были на авансцене, перед публикой и газетами, — чего я так хотела избежать! Так хотелось частную, тихую церемонию, и наша крестная вполне соглашалась со мною. Но возможность упоминания в прессе архитекторов Талиесина, построивших эту церковь, была слишком заманчива. Опять мы — и даже ребенок — должны были служить интересам Товарищества Талиесин. Миссис Райт была также взволнована поездкой в Милуоки, предстоящей встречей с архиепископом и освещением события в печати.