Ирина Измайлова - Тайна Игоря Талькова. «На растерзание вандалам»
Это – гипотезы. Но вот – факты.
«Для Игоря не имело никакого значения, когда выступать – в начале или в конце концерта. Он выходил с такой программой, которая разом концентрировала на нем внимание зрителей; и в определенном смысле для более полноценного восприятия аудиторией глубокого содержания его песен-пророчеств, песен-баллад он был заинтересован в выходе на сцену до того момента, когда зал настраивался на сугубо танцевальный лад. Игорь не претендовал на закрытие того концерта. Тем более что, как уже упоминалось, он очень хотел погулять по городу, и чем раньше он отработал бы свое первое выступление, тем больше времени осталось бы до его выхода в вечернем концерте.
Действия Шляфмана носили такой провокационный характер, что поверить в их непреднамеренность очень сложно, почти невозможно. Как типичный провокатор, он бегал от одного участника назревающего конфликта к другому, передавая, возможно, и в несколько утрированном виде, некие нелицеприятные выражения, разжигая и нагнетая ситуацию, в общем-то, на пустом месте.
Наконец Игорь сказал: «Зови сюда этого «дельца», поговорим». В сущности, Талькову был брошен публичный вызов – наглый, дерзкий, хамский, возмутительный. Будучи человеком чести, с обостренным чувством собственного достоинства, он просто не мог его не принять. В известном смысле, пусть это не покажется нескромным, мотивация поведения Игоря в тот роковой для него день четко вписывается в лермонтовскую формулу: «Погиб поэт, невольник чести…»
Кстати, Малахов первоначально отказывался идти в гримерку, но Шляфман настоял»[88].
Итак, профессиональный (судя по многим признакам) провокатор сделал свое дело, подвел обоих молодых людей (и Малахова тоже!) к ссоре. Он же потом ворвался в гримерку с криком, что Малахов достал револьвер. К чему? По его словам хотел взять у Игоря его газовый пистолет. Он что же, не видел, что револьвер у Малахова боевой? Или думал напугать его газовой пукалкой?
Шляфман прекрасно понимал, что Тальков с его характером не останется в стороне от происходящего.
Но ярость, в которую пришли оба участника противостояния, еще ничего не гарантировала. И выстрелы не гарантировали успеха задуманного. Мало ли куда могли попасть пули во время стихийно возникшей перестрелки!
Кто-то должен был стрелять наверняка.
«Невозможно представить себе, чтобы Игорь отдал Шляфману пистолет, а сам стал бы отсиживаться в гримерке, когда его ребята подвергаются опасности. «На его «пушку» (револьвер системы «наган», заряженный, как позже выяснилось, тремя боевыми патронами) у нас своя найдется», – говорит Игорь и спокойно, не резко берет сумку, извлекает оттуда пистолет, передергивает затвор, распахивает дверь и тут же стреляет два-три раза. Как уже упоминалось, должного эффекта от выстрелов не последовало.
Малахов к тому времени уже стал убирать свой револьвер, но тут снова выхватил его. Телохранитель Саня Барковский навалился на него сзади; поспевают еще двое ребят, стараясь вырвать пистолет, выкручивают ему руки. Чтобы как-то «обезвредить» Малахова, Игорь подбегает вплотную и пытается ударить его по голове рукояткой газового пистолета. Раздаются выстрелы уже из боевого оружия (позже были извлечены пули: одна из ящика из-под аппаратуры, другая ушла в пол). Показательно, что в этот момент не оказалось рядом никого из милицейской охраны Дворца спорта, а она в тот день была весьма многочисленная (что явствует и из видеоматериала, отснятого уже после рокового выстрела). Раздается еще один, последний – третий выстрел. Пистолет у Малахова выбит. Игорь, выронив свой, пятится назад, прижав руки к груди, произносит: «Как больно!» – проходит в состоянии шока несколько шагов по подиуму по направлению к сцене и падает навзничь у большого зеркала…»
Известно, что Шляфман якобы поднял пистолет и потом спрятал его в туалете, а одна из помощниц Азизы взяла (откуда узнала, где он?) и передала Малахову. С ним он и пришел сдаваться.
Трудно поверить, что смертельный выстрел сделал Малахов. К этому моменту он уже лежал на полу, а трассологическая экспертиза показала, что стрелявший стоял. (Если ей можно верить, но, скорее всего, можно.)
Но еще труднее поверить экспертам, утверждающим, что стрелял Шляфман. По одной простой причине: в таких «спектаклях» роли всегда четко распределены. Провокатор, как всем известный мавр, «сделал свое дело». Во время потасовки он привлек к себе немалое внимание и, возможно, если бы попытался стрелять, его успели бы или обезоружить, или как-то ему помешать.
Стрелять мог кто-то третий. Кто-то, кто был в той же толпе и, может быть, рядом со Шляфманом, отчего эксперты и подумали, будто стрелял именно он.
И многое указывает на то, что выстрел был сделан профессионалом. И двое других профессионалов на всякий случай подстраховали его.
Вот что рассказала врач «Скорой помощи», прибывшая к «Юбилейному» в тот самый роковой день:
«…что вы можете сказать о характере ранения?
– Никогда и нигде не стану утверждать ничего подобного, но сейчас скажу: на «случайный» выстрел это мало похоже, так… по-моему, могут стрелять только профессионалы. Можно выжить с пулей в сердце, но с пулей, перебившей важнейшие коронарные сосуды, питающие сердце, и вызвавшей обширное внутреннее кровотечение с разрушением жизненно важных органов, – никогда.
– Вы хотите сказать…
– Я ничего не хочу сказать, кроме того, что стрелявший в Талькова случайно или не случайно с первого выстрела поразил его наповал, не оставив ни малейшего шанса! И еще: до прибытия нашей бригады на призывы о помощи из зрительного зала к Талькову вышли двое молодых людей, представившихся врачами, и попытались сделать ему искусственное дыхание. Каждый первокурсник знает, что при открытой ране сердца категорически запрещается делать искусственное дыхание ритмичным массированием грудной клетки – из сердца выдавливается последняя кровь и оно перестает функционировать… Ну так вот, как только мы протиснулись сквозь толпу к Талькову, я склонилась над ним и сразу поняла, что у него довольно сильно повреждена грудная клетка, хотя молодые люди делали искусственное дыхание методом «рот в рот».
– То есть, выходит, эти неизвестные молодые люди незаметно сделали что-то вроде «контрольного выстрела», чтобы убедиться в смерти Талькова наверняка?
– Делать выводы – это ваше дело, я же излагаю голые факты»[89].
Итак, якобы «случайным» выстрелом у певца был поражен и разрушен именно тот участок сердца, который восстановлению на живом организме практически не поддается. Смерть Талькова наступила сразу, однако добровольные «помощники», поднявшиеся из зала на крики о помощи, умудрились продавить Талькову грудную клетку, выдавив из сердца всю кровь, после чего бесследно исчезли в толпе… ясно только одно: кто бы ни были убийцы, кто бы ни всадил пулю в известного и талантливого певца России в том далеком девяносто первом, – это была первая хорошо продуманная и организованная акция нарождающегося российского беспредела, первая «честно отработанная» заказуха в полном смысле этого слова».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});