Клаудия Кардинале - Мне повезло

Для тех, кто хочет меня обольстить, самое последнее дело комплименты. Я ненавижу их. Для меня они, все без исключения, звучат фальшиво. А главное, я всегда чувствую, что за ними что-то кроется: у мужчины, делающего тебе комплимент, всегда на уме какая-то цель… Он уже знает, о чем попросит тебя в следующую минуту, и обычно это бывает одно и то же.

Так как же покоряли или покоряют Клаудию Кардинале?

Для этого нужно обладать подлинным обаянием, притягательным взглядом. И я люблю таинственность. Мне интересен человек, которого нужно разгадать. И совершенно не нравятся люди вполне ясные и откровенные, может, потому, что я никогда не любила ничего легкодоступного. Итак, вы теперь знаете, что я принадлежу к числу тех, кто влюбляется сначала головой и только потом телом.

Мужчина мне нужен сильный, поскольку я сама чувствую себя сильной женщиной. С мужчиной я хочу быть на равных. Мне не надо, чтобы меня приручали, но и сама я покорять никого не собираюсь. Возможно, поэтому, даже старея, я никогда не рисую себе молодого возлюбленного, хотя, когда я прохожу по улице, молодые люди всячески выражают свое восхищение. Меня это забавляет, и только.

И никогда у меня не было никаких сентиментальных или эротических фантазий, связанных с какой-нибудь женщиной. Хотя сама я, случалось, бывала объектом такого внимания со стороны некоторых дам. Одна арабская принцесса преследовала меня на протяжении многих лет, посылала мне подарки, ставящие меня в неловкое положение, очень дорогие украшения, писала мне письма… Отделаться от нее стоило большого труда. Причем она была не одна такая — не знаю уж, почему я вызываю странные лесбиянские поползновения и желания.

Среди моих самых отчаянных поклонников были священник, генерал и японский журналист. Этот последний собирался как раз жениться и в назначенный день не явился на церемонию бракосочетания, так как незадолго до того узнал, что его будущая жена недостаточно восторгается мною…

Священник? Он посылал мне из Нью-Йорка письма до востребования. Причем не один год, обращаясь ко мне так, как можно обращаться только в молитвах к Мадонне. Никакого секса — упаси Боже, — он почитал меня как святыню.

После всего, что я сказала об идеальном мужчине, по-моему, ясно, что Паскуале вполне соответствует этому идеалу. У него твердый взгляд, ум, сила, он бывает вызывающим, но не вульгарным.

«Я женился на тебе для радости» — так называется милая комедия Натали Гинзбург.

Официально я не замужем за Паскуале, но это все равно как если бы мы поженились. Перефразируя название комедии, можно было бы сказать, что я вышла за него, оценив его жизнелюбие… или витальность. Одним словом — «для жизни».

Я заметила, что все время повторяю эту фразу. Но она, пожалуй, несколько абстрактна. Что значит для меня жизнь, жизнелюбие… свобода жить?

Трудно сказать. Потому что слово «жизнь» очень объемно, оно ко многому обязывает. К тому же полной, настоящей мою жизнь делают порой малые, самые малые вещи, даже стыдно их перечислять.

Так, например, я обожаю обретенное право на свободу ходить по улицам, как все люди. Вчера какой-то парень лет двадцати остановился и спросил, не позволю ли я ему поцеловать себя в знак восхищения и благодарности. Я позволила. Прекрасно!

Жизнь — это возможность самой решать, в каком фильме сниматься, то есть работать не по необходимости, а ради удовольствия.

Это — ходить самой за покупками в супермаркет, бродить там по субботам, как все, с тележкой, полной покупок.

Это — сидеть дома и читать. Спокойно, безмятежно, не мучаясь мыслью, что я не там, где «что-то» происходит, или не там, где можно встретиться с какой-нибудь важной персоной.

Это — скупо и редко давать интервью, а уж если давать, то говорить своими словами, высказывать свои мысли, без чьих-либо подсказок.

Это — любить в мужчине мужчину, а не «хозяина». Отца моей дочери и нередко моего режиссера, от которого, однако, не зависит вся моя работа.

Это — жить в Париже, потому что Париж мне нравится, потому что в Париже я говорю по-французски, на языке моего детства. А Паскуале живет в Риме, но это не значит, что мы не любим друг друга, что мы разошлись. Просто мы не мешаем друг другу делать то, что нравится.

Это — умение, несмотря ни на что, сохранять молодость души, благодаря которой я легко загораюсь энтузиазмом, с удовольствием проживаю каждую дарованную мне жизнью минуту и бываю счастлива от пустяка, как когда-то в детстве.

Это — свобода и право есть, как я хочу и когда хочу. Раньше, работая в компании «Видес», я вечно боялась потолстеть: вся моя жизнь состояла из диет, постоянных консультаций в специализированных швейцарских клиниках. И каждую ночь мне снились спагетти. Потом я познакомилась с Паскуале. Он посмотрел, как я ем, и спросил: «Что ты делаешь?!» И я вдруг открыла для себя, что, питаясь нормально, как он и советовал, я не только не потолстела, а даже стала худеть. С тех пор как мы вместе, я очень похудела. Я пытаюсь себе это как-то объяснить и даже дошла до мысли, что, когда человек голодает или лишает себя еды, о которой продолжает мечтать, как это было со мной, у него вырабатывается желудочный сок, который переваривает даже воображаемую пищу.

Итак, жить — значит есть. Я только стараюсь, если на столе макароны, есть только макароны, ну в крайнем случае с овощами. Если же я ем мясо, то никогда не сочетаю его с макаронами или с хлебом. По правде говоря, мяса я вообще почти не ем: я его не люблю. В том и состоит моя свобода выбора: есть сыр, макароны или рис и не есть мяса.

Жить в свое удовольствие, а не по обязанности — это значит признавать старость и отказываться от всяких там подтяжек. Как много я видела женщин, навсегда испортивших себе лицо из-за абсурдной борьбы против законов природы, в силу которых все мы неизбежно стареем. Да и вообще, подтяжку за километр видно: сразу замечаешь все рубцы и убеждаешься, насколько эта искусственная молодость делает людей уязвимыми. Нет, это не по мне…

Жить — это значит быть полноценным гражданином своей страны: читать газеты, интересоваться информацией, следить не только за перипетиями жизни в кино и сплетнями о коллегах, но и за более серьезными вещами, имеющими отношение к политике.

Жить — это заполнять свой дом цветами: роскошь, от которой я не отказываюсь и не отказывалась, даже когда не могла или не должна была этого делать. Мне нравится, когда в доме полно цветов, и очень нравится ходить здесь, в Париже, за ними на рынок и составлять композиции.

Жить — это курить, когда хочу и сколько хочу. Прекращать курение и тем более сдерживать себя у меня нет никакого желания. Жизнь нам дается только раз, зачем же портить ее всякими ограничениями…