Время святого равноапостольного князя Владимира Красное Солнышко. События и люди - Юрий Александрович Соколов
Сохранить психологическую устойчивость, внушить всем уверенность в конечном успехе и найти новое решение – именно в этом мудрость правителя. От Харальда у Владимира и склонность к опосредованности в управлении. Определяя стратегию и тактику, поручать конкретное исполнение, часто долгосрочное, подобранному для этого по свойствам характера и дарований кому-либо из своего окружения. Это требовало умения хорошо разбираться в людях, знать их сильные и слабые стороны. Бывало, впрочем, что Владимир ошибался. Но ошибался и Харальд Синезубый.
В 986 году, уже будучи великим князем в Киеве, Владимир узнал о кончине Харальда Синезубого, произошедшей в одном из городов союзных ему вендов: конунг был ранен в сражении во время мятежа своего старшего сына Свена Вилобородого. Владимир не без оснований опасался своих старших сыновей: приемного Святополка и родного Ярослава. Каждый из них вполне мог сыграть роль Свена. Владимир не собирался повторять ошибки Харальда, который позволил Свену в полной мере обнаружить свой талант полководца и прославиться в сражениях с внешними врагами: Ярославу и Святополку давались поручения тяжелые, но менее всего способствовавшие приобретению ими народной любви: например, карательные экспедиции против бунтовщиков, сбор налогов, искоренение языческих традиций. Кстати, о язычестве: именно в Дании Владимир должен был впервые задуматься о целесообразности христианства для упрочения и процветания государства. Владимир не мог не заметить, что Харальд Синезубый был довольно непоследовательный христианин, тем более что он стал им под воздействием внешних обстоятельств. Видел Владимир и то, что у данов христианство приживалось нелегко и некоторые даны из-за религиозной политики своего короля покидали родину навсегда. Харальду удавалось избегнуть крупного мятежа на религиозной основе только потому, что он постоянно держал свою страну в тонусе военных походов, вынуждая данов перед внешней угрозой сплачиваться вокруг своего короля. Проблем из-за христианства было много, но польза в социально-политической и культурной сферах многократно их перевешивала. Увиденное в Дании заставило Владимира по-новому оценить политику княгини Ольги Мудрой. Конечно, так уж вышло, что личные его воспоминания о ней были не самые лучшие – она была для Владимира, скорее, грозной гонительницей. Но Владимир еще в Новгороде начал понимать, а в Дании увидел воочию, что политик, ставящий долгосрочные и великие цели, должен менее всего руководствоваться субъективными ощущениями, а только целесообразностью и пользой. Правда, пока Владимир никаких «великих целей» не ставил, так как он был все еще фигурой несамостоятельной, и для него актуальным было просто выжить в сложившейся ситуации. Но очень скоро опыт, полученный в Дании, даст свои полезные всходы. Харальд Синезубый был личностью харизматичной, хотя и зловещей в своем циничном коварстве, но также и очаровывающей, он был отличным учителем, ибо умел обучать не нравоучая, делясь опытом своей долгой, яркой и опасной жизни. Владимир же был, как показывает история, учеником в высшей степени способным. Впрочем, заметим, что уроки носили в большей степени заочный характер, поскольку в то время, когда Владимир с дядей Добрыней заявился в Данию, у короля было крайне напряженное время. При всех победах в прошлом, Харальду вновь нужно было думать о том, как удержать хотя бы часть прежних завоеваний, и о том, как бы вообще сохранить свою власть. В такой обстановке вряд ли он был расположен к долгому общению с князем-изгоем из находящейся на востоке от моря Гардарики.
Амбициозные планы Харальда соответствовали его славе (не всегда оправданной). Они простирались далеко за пределы Дании. Он мечтал о подчинении всей Скандинавии: и Норвегии, и Швеции, а также и земель вендов, славянского племени на южном побережье Балтийского моря. Ему нужно было опасаться только своего южного соседа – Священной Римской империи. Особенно почтительно нужно было вести себя с Оттоном Великим. Ради не то чтобы дружеских отношений, а ради спокойствия. Харальд даже принял христианство в 965 году, после чего император Рима и Германии позволял себе считать Данию своим «вассалом», а король Дании – считать императора своим «другом». Спокойствие за южные границы развязало руки Харальду на севере.
Сильным конкурентом здесь была Норвегия, объединенная волей Харальда Прекрасноволосого. Его сын, Хакон Добрый, в 940-х годах избавился от своего брата-соперника Эйрика Кровавая Секира. Хакон оказался правителем хоть и циничным, но трезвомыслящим и рациональным. Его можно осуждать за то, что, будучи христианином, он ради любви верных древним традициям норвежцев, участвовал в языческих обрядах, но все, что делалось Хаконом Добрым, совершалось ради умиротворения жителей, мира и процветания государства. Харальд Синезубый его опасался напрасно – Хакон не думал вовсе о внешних завоеваниях и занимался обустройством фольков и созданием законов. Он, конечно, был несравнимо лучшей судьбой для Норвегии, нежели необузданный по характеру и думавший только о набегах Эйрик. Хакон изгнал Эйрика, хотя своим племянникам Трюггви Олавсону и Гудреду Бьернсону позволил править в своих восточных ленах со статусом «вице-королей». Эйрик же Кровавая Секира, имевший такие же права на норвежскую корону, вынужден был искать счастья за морем и во время Стейнморской битвы в Нортумберленде (что между Англией и Шотландией) погиб.
Его вдова, Гунхильда, опасаясь за жизнь сыновей, бежала из Норвегии в Данию и просила о заступничестве Харальда Синезубого. Насколько обоснованы были ее опасения, учитывая уравновешенность и разумность Хакона – кто знает? Возможно, она более опасалась за свою жизнь? Скандинавские источники единодушны в создании из Гунхильды образа какого-то чудовища: она и колдунья, и растлительница, и виновница всех несчастий Норвегии. Скорее всего, саги, весьма благосклонные к Хакону Доброму, просто мстят ей за то, что она, спасая себя и сыновей, дала законное основание Харальду Синезубому вмешаться в дела Норвегии, а он спровоцировал войну между Хаконом и его племянниками, при этом, естественно, между племянниками и датским королем устанавливался договор, существо которого сводилось к распространению верховной власти Харальда также и на Норвегию. Трудно было спровоцировать мятежи в хорошо отлаженном механизме королевства Хакона Доброго.
Трудно было одолеть этого короля в открытом сражении. Три попытки подряд завершились неудачами. Более того, войска Хакона даже вторгались в Ютландию и Зеландию
