Сергей Овчинников - Искусственный офсайд. Босс всегда прав

– Есть в «Локомотиве» человек, который никогда не унывает. Его зовут Сергей Овчинников. Он не дает ребятам раскиснуть, даже если все очень плохо. Хотя не сомневаюсь, что в душе Овчинников переживает не меньше других игроков. Просто виду не подает. Вот бы и мне научиться так переносить неудачи!

Дима Сычев – более замкнутый, но тоже очень хороший человек и прекрасный футболист, которому выразить себя в футболе мешала тренерская чехарда в «Локомотиве». Уверен, при Семине он покажет себя форвардом европейского класса.

– Овчинников – не только вратарь, а и человек, к которому невозможно относиться равнодушно. Его можно не любить, даже ненавидеть, но большинство его уважает, а некоторые просто обожают. Потому что Овчинников – сильная личность, в чем нет сомнений даже у его врагов. Он давно всем все доказал и в игре, и за пределами поля.

Без Палыча

Наша бронза в чемпионате 2005 после ухода в сборную Юрия Семина была расценена как неудача, и возглавлявшему команду Владимиру Эштрекову предложили должность спортивного директора в клубе. При Семине Эштреков был «угрюмым министром», которого и предполагает роль второго тренера, выполнял свою работу на «отлично». В любой момент мог подменить Юрия Павловича в тренировочной работе и в игре. Когда же представилась возможность самостоятельной работы, Владимир Хазраилович не смог проявить себя по субъективным причинам: был сильно зависим от президента клуба, от его окружения, да и председатель совета директоров клуба Липатов уже вовсю влиял на ситуацию. Эштреков не стал полным хозяином в команде, как раньше Юрий Павлович. И его новое «независимое» отношение к Семину отразилось на команде: он лишился доверия игроков. «Если он так поступил с Семиным, что же тогда про нас говорить», – рассуждали многие из них. И у меня во втором круге чемпионата–2005 начались неприятности, в мой адрес посыпались какие – то странные обвинения. Не мог понять, откуда ветер дует, но почувствовал, что от меня хотят избавиться. Было ощущение, что на команду надвигается каток, ломающий все прежние локомотивские устои с целью расчистить поле, чтобы все построить заново. Я тоже считал, что какие – то вещи надо менять, но зачем же рушить целое современное здание, выстроенное по замечательному проекту. На этой базе еще лет пять можно было штамповать медали, не вылезая из Лиги чемпионов. Отношение в клубе к Палычу сильно сказалось на команде. За десять туров до финиша мы уже могли считать себя чемпионами, лидировали с огромным отрывом, а в результате заняли только третье место, имея меньше всех поражений и пропущенных мячей.

На смену Эштрекову пришел сербский тренер Славолюб Муслин. Но и он не проработал с командой и сезона.

Муслин – хороший специалист, и его работу можно оценивать только со знаком плюс. Как при нем команда играла! Из недостатков – некоторый перебор иностранцев. Но это опять – таки на мой взгляд. А насчет увольнения. Не думаю, что поражение от полулюбительского бельгийского «Зюлте Варегем» в Кубке УЕФА все перевесило. Это пустяк! Одна игра, которая уже завтра забудется. Скорее всего, поражение от «Варегема» стало просто предлогом. Возможно, там были какие – то противоречия в клубе, еще что – то. Сменил его на финише сезона Олег Долматов. Я к нему как к человеку отношусь с огромной симпатией, и тренер он замечательный.

Специалист очень высокого уровня, в России недооцененный. Но Долматов с топ – клубами никогда не работал, у ЦСКА в 98–м году такого статуса еще не было. Может быть, поэтому у него и не получилось в «Локо». Для многих людей «Локомотив» по – прежнему ассоциировался с Семиным. Лучшим выходом из ситуации стало бы возвращение в команду Палыча.

В сборной – как на чужбине

За сборную России я сыграл 35 матчей. Наверное, мог бы и больше. С 1992 года по 2006–й присутствовал почти на всех сборах, за исключением романцевской сборной, которая не вышла на чемпионат Европы в 2000 году.

Впервые в сборную России меня пригласили в 1992 году, когда главному тренеру Павлу Садырину помогали Борис Игнатьев и Юрий Семин, но дебютировал я в ней только 17 февраля 1993 года во время турне сборной по США. Первую игру в Лос – Анджелесе против сборной США ворота нашей команды защищал Черчесов, во второй – с Сальвадором – я, а в третьей, снова с американцами, Стас. Сальвадор мы победили – 2:1. Игра выдалась тяжелой, проходила в сильную жару. Сальвадорцы оказались техничными ребятами, но наша сборная посерьезнее была. Уверенно вели – 2:0, потом они один мяч отквитали. Конечно, очень волновался, но ребята – Витя Онопко, Дима Радченко поддержали: «Не робей, надо же когда – то начинать». Было очень приятно. Вышел, сыграл, все оказалось не так страшно. Осенью в Саудовскую Аравию поехал экспериментальный состав сборной. Жара стояла жуткая, во время разминки чуть сознание не потерял. Первый тайм отыграл прилично, несколько раз выручил команду. Наши открыли счет, но с непривычки быстро задохнулись и встали, судорожно глотая воздух, стали пропускать выходы соперников один на один, пришлось отражать удары в упор. В конце тайма мне забили с необязательного пенальти – с судейством там все понятно было. 1:1. После перерыва игра продолжалась в том же ключе, счет стал 2:2, и тут в один из моментов я столкнулся с игроком соперников и захромал – на голени вздулась огромная шишка. Я бы доиграл, но Семин сказал: «Чего ты будешь мучиться?», и меня заменили торпедовцем Александром Подшиваловым. Ему тут же забили два просто чумовых гола – в «девятки», и – 2:4. При счете 2:3 Сергей Юран не реализовал пенальти, а то сыграли бы – 3:3, минут семь до конца оставалось. Однако помню, что никто не расстроился.

Я присутствовал на всех сборах и во время отборочного турнира к чемпионату мира 1994 года, хотя в матчах не участвовал. Сборная России завоевала путевку в США за тур до окончания квалификации и в случае победы над Грецией выходила в финальный этап с первого места. Но грекам 17 ноября в Афинах она проиграла – 0:1, и это поражение стало поводом сначала для громкого скандала, а потом и знаменитого «письма четырнадцати». Я находился тогда в раздевалке и был непосредственным свидетелем всех происходивших событий. Главный тренер сборной Павел Садырин по окончании матча просто кипел, Юран, другие игроки – тоже. Когда в раздевалку вошел президент РФС Вячеслав Колосков, досталось и ему. Сначала я не мог понять, что происходит, настолько жесткий разговор шел. Сидел себе и помалкивал, понимал, что молодой парень и авторитетом еще не вышел, чтобы высказывать собственное мнение: никакой роли в жизни сборной я не играл. И особо ни во что не вникал, хотя на всякий случай в тот момент позицию имел четкую: я – игрок, и вступать в дебаты с тренерами, с руководством РФС не мое дело. О подводных течениях извне, разъедавших сборную, не догадывался. Лидеры сборной правильно рассудили: чего молодого дергать, тем более что помимо меня в команде достаточно известных личностей, значащих, решающих гораздо больше. Андрей Канчельскис заглянул было к нам с Димой Радченко в номер с тем самым злополучным письмом, но скорее всего по ошибке, только и сказал: «Вам не надо в этом участвовать». И закрыл за собой дверь. Как дальше развивались события, точно не знаю, я сидел в своем номере, неинтересно мне все это было. Не понравилось, конечно, что потом футболисты вынесли сор из избы в прессу. Думал, что печальная история не получит продолжения – ну побузят, и на том, как всегда, все закончится. В какой команде такого не бывает? Но зашумела пресса. В любой ситуации надо быть интеллигентными людьми, все проблемы решать тактично, с помощью диалога с главным тренером. А там все получилось как – то топорно. Я бы так себя никогда не повел. Перепалка, взаимные претензии нарастали снежным комом. Тогда наши первые легионеры почувствовали свободу, свободу слова и дела вне поля и начали ее вовсю эксплуатировать. Может быть, они и были правы, хотя и у руководства сборной имелась своя правда. РФС не обладал такими возможностями, как, скажем, «Интер», в котором играл Шаля (Игорь Шалимов. – Прим. автора), и это тоже надо было учитывать. Не могу сказать, кто был инициатором мятежа, не вдавался в подробности, тем более что нормальные отношения у меня были и с бунтовщиками, и с Садыриным. Если люди так решили, то Бог им судья. А моя позиция была четко очерчена: лезть ни во что не надо, тем более что Садырину и Семину абсолютно неинтересно было выслушивать мнение третьего вратаря. И подумал, что для меня лучше соблюдать нейтралитет. Это не было трусостью, я ничем не рисковал, просто решил, что меня все это не касается. И таких, как я, в основном молодых, которые не знали подробностей конфликта и не хотели в них вникать, оказалась треть команды.