Вилен Апакидзе – сыщик, опередивший время - Сергей Александрович Кредов
2. Советы Вилена
«Главное, что привлекало в Вилене, — его интеллект», — говорит Аркадий Шварцер.
Сыщик Апакидзе и библиофил Шварцер познакомились в конце 1970-х. Их сдружила любовь к книгам, к коллекционированию редких изданий. С конца 1983 года они стали общаться практически постоянно. У Аркадия Михайловича привычка — записывать то интересное, что ему доводится видеть и слышать. С Виленом Апакидзе они провели в откровенных беседах не одну сотню часов. «Скучно не было ни одной минуты», — говорит Шварцер.
Когда в декабре 1984 года добровольно ушел из жизни Щёлоков, родные пожелали похоронить его по православному обряду с церковным отпеванием. Вилен вызвался им помочь. Взяв в попутчики Шварцера, он отправился в Троице-Сергиеву Лавру к владыке Кириллу, которого хорошо знал. (В миру отец Кирилл носил фамилию «Павлов», и ходили слухи, что это — знаменитый герой обороны Сталинграда, принявший постриг. Это не соответствовало действительности, хотя «Кирилл» Павлов действительно отличился на полях Великой Отечественной.) Согласие на отпевание Щёлокова в церкви было получено.
Для Аркадия Шварцера его старший друг — постоянный объект изучения. Противоречивая натура…
С одной стороны, Вилен Апакидзе — оперативник, что называется, до мозга костей. Все у него подумано, просчитано, из каждой западни он находит выход. Вилен легко выявляет наружку и издевается над ней, но если ему понадобится, без труда от нее уйдет. Каким образом? Апакидзе позаботился об этом еще несколько лет назад. Перебравшись жить в Москву, он принялся досконально изучать ее транспортные артерии. На Серпуховской улице сыщик приметил двор, выглядевший тупиком. На самом деле там имелась арочка, под которую можно было нырнуть и уйти. То, что надо. Вилен врыл под аркой кусок рельса с тем расчетом, чтобы его машина смогла проехать, а легковухи с более низкой посадкой — нет.
С другой стороны, Апакидзе по многим чертам своего характера — совсем не «мент». Шварцер: «Однажды говорю ему: „На Варшавке открылся магазин по продаже конфиската. Поехали, что-нибудь купим“. Вилен: „Ты с ума сошел? За каждой такой вещью — слезы, горе. Это несчастные вещи, нельзя до них дотрагиваться, брать в дом“».
Аркадий Михайлович, металлург по образованию, работает в НИИ стандартизации, где считается лучшим молодым специалистом (придумал новый способ резки металлов). Однако будущее с этой профессией он не связывает. Его тяготит пребывание в стенах НИИ, и у него постоянно возникают проблемы, в решении которых горячее участие принимает бывший сыщик. Библиофил записал несколько историй, не лишенных забавных поворотов.
1. Шварцеру надоело в его организации ходить на партийные собрания. Вилен посоветовал: «А ты начни выступать. И обязательно с критикой». Молодой специалист раз наехал на начальство, два наехал… И его действительно перестали приглашать на собрания.
2. Начальник организации долго присматривался к своему сотруднику, а потом сказал ему: «Не по доходам живете. Меняете машины… Откуда у вас такие возможности?» Услышал неожиданный ответ: «А вы на меня донесите. У вас есть информация, что я живу на нетрудовые доходы, но вы не сообщаете куда надо. Если меня разоблачат, вы тоже будете отвечать по статье о недоносительстве. Есть такая статья в Уголовном кодексе». Начальник не хотел становиться доносчиком. Он терзался сомнениями, как поступить, и в конце концов перестал задавать такие вопросы.
3. Однажды они позволили себе розыгрыш. После трудового дня многострадальный начальник НИИ выходит на улицу и видит следующую картину. К подъезду его учреждения подъезжает «мерседес» (каждая такая машина в Москве тогда собирала толпы зевак). Из него выходит шофер в форме, белых перчатках и с пистолетом за поясом. Открывает заднюю дверь. И в машину невозмутимо погружается Шварцер. «Мерседес» торжественно отчаливает. Начальник лишается дара речи от удивления. Когда Вилену описали в красках этот эпизод, он очень смеялся, потом сказал: «Жаль, что он не записал номера машины, чтобы выяснить, чья она. На этом „мерседесе“ раньше ездил сын генерального секретаря».
4. Наконец, Шварцер услышал от начальника: «Увольняйтесь по собственному, или я вас уволю!» Под диктовку Вилена библиофил написал следующее заявление: «Уважаемый N. N.! Вы сообщили мне, что если я не выполню план, то буду уволен. Вам хорошо известно, что план я могу выполнить, только указав неверные цифры в отчетности, и фактически принуждаете меня к этому. На обман я пойти не могу, поэтому прошу меня уволить по собственному желанию». Начальник вызвал Шварцера: «Нашей организации выделили несколько машин. Берите одну. Согласны? Договорились. В таком случае прошу вас переписать заявление». Библиофил сам хотел увольняться и с удовольствием согласился на эту сделку. На черном рынке за машину он заплатил бы вдвое больше.
Советы, которые давал друзьям Вилен, обычно отвечали его собственному темпераменту. Не всякий был способен ими воспользоваться. Своему младшему другу библиофилу он дал и такую рекомендацию:
«Полезно распространять компромат на себя. Но при этом, во-первых, сведения должны быть заведомо ложными, а во-вторых, следует точно запоминать, кому что рассказал. И тогда, если этот компромат всплывет, ты будешь точно знать имя „доброжелателя“ и легко опровергнешь вранье. Одному скажи, что у тебя вторая семья, другому — что взял взятку, третьему — еще какую-нибудь чепуху…»
«Он настолько меня в этом смысле натренировал, — говорит Аркадий Михайлович, — что когда сообщал о себе какие-то компрометирующие вещи, я этому не верил».
С арестом Андрея Ярцева стало не до шуток. Над Шварцером тоже сгустились тучи:
«Вилен посоветовал мне срочно избавиться от „Волги“, которую я незадолго до того купил у Андрея за 3500 рублей. По объявлению появился коротышка ростом полтора метра по имени Гигантик. Времени торговаться не было, уступил ему машину за 3300. Все официально. И действительно, меня стали вызывать на допросы. Хотели добиться от меня показаний, что Андрею я заплатил сверх указанной суммы. Вилен дал мне несколько уроков прежде, чем я туда пошел. Он в этом деле был большим докой. Поэтому на их хитрости я не купился. А допрашивали меня по три-четыре следователя одновременно.
Например, говорили мне: „Ты продал машину с потерей 200 рублей? Не верим! Расскажи так, чтобы мы тебе поверили“. Это обычный прием — заставить тебя оправдываться, выдать как можно больше информации о себе. Я ответил домашней заготовкой: „Не верите, потому что моя фамилия Шварцер, а не Иванов“. Они опешили. Потом начали оправдываться: „При чем тут это? Мы интернационалисты!“ У одного бабушка оказалась чеченкой, у другого дедушка — вепсом. Пошли смешки. Я им: „Вы смеетесь. Я смеюсь. Нам весело. А что вы хотите? Чтобы я сидел в тюрьме и плакал?“ — „Да кому ты нужен в тюрьме? За тебя звездочку не
