Михаил Марголис - "АукцЫон": Книга учёта жизни

— У нас в группе непьющих-то никогда не было, — безмятежно поясняет Озерский, — но не у каждого случались такие проблемы с алкоголем, как у Черидника, Гаркуши или Веселкина.

— Я стараюсь с крепкими напитками быть аккуратным, — объясняет Бондарик. — Так, чтобы распускать себя, все бросить и пить «горькую», — это никогда. Люблю выпивать на радостях, а горюшко какое заливать — глупо, будет только хуже.

— В окружении алкогольных напитков я рос с детства, — признается Рубанов, — поэтому резкого вхождения в данную тему у меня не было. Она не казалась запретным плодом или чем-то особенным. На первых порах я пил сухое вино, портвейн не любил. А когда пришел в «АукцЫон», ситуация с алкогольными напитками в стране испортилась и любить уже приходилось то, что достанешь.

— Когда мы познакомились с Гаркушей, я уже выпивал, а он еще нет, — констатирует Федоров. — Но Олег очень быстро превратился в алкоголика. Сначала он стал какое-то винцо потягивать, а позже втянулся, да еще с какими-то панками стусовался.

В отличие от своих относительно рассудительных товарищей по «Ы» Гаркундель искал истину в вине самозабвенно и, возможно, нашел бы ее, если б вовремя не остановился.

— Алкоголизм бывает генетическим и приобретенным, — с научным подходом анализирует Олег. — Отца своего я, к сожалению, не знал, но допускаю, что болезнь эта мне от него передалась. Впервые я серьезно напился лет в двадцать. Это поздно. Потом лет восемь я пил умеренно, по рюмочке, по бокальчику… А с развитием нашей гастрольной деятельности, возросшим количеством так называемых поклонников, друзей алкоголизация моя пошла волной. В день я выпивал уже не бутылку-другую пива, а, скажем так, ящик. С крепкими напитками — то же самое. По рассказам очевидцев, я, слава богу, по пьяни никого не резал и морду никому не бил. Поступал проще: напивался до безумия и ложился спать. Потом просыпался и дальше пил. Конечно, в тот период у меня была масса приключений, о них тома написать можно, но половины я не помню.

— Мне всегда нравилось и сейчас нравится то, что Олег пишет, — говорит Озерский. — У него своеобразный ход мыслей. Слушая его стихи, я часто отмечаю, что сам бы так не подумал, не сказал. Но когда у него начались запои, мы практически перестали общаться. У меня есть огромное количество друзей, пивших больше Олега, однако с ними интересно в такие моменты, а с пьяным Гаркушей — нет.

Веселкин тем не менее с бухим Олежкой не скучал, особенно когда настиг его по содержанию «промилле» в крови. Уже упоминавшееся в этой книге постепенное размежевание музыкантов и шоуменов в «Ы» проявилось и на излете волжского турне. Для большей части «аукцыонщиков» оно закончилось через десять дней в Самаре, откуда ребята отправились в домашний Питер. Вова с Олегом с ними не поехали. Под вывеской «Аукцион детей капитана Рачкова» они еще неделю развлекали публику в поволжских цирках.

— С Веселкиным и Гаркушей порой бывало очень сложно, — рассказывает Рубанов. — Первый иногда становился непредсказуемым и просто опасным, второй нередко напивался так, что не соображал, чего творит. Находясь с ними на сцене, приходилось внимательно смотреть по сторонам, следить за их действиями. Скажем, когда Вова повредил Олегу ребра в процессе танца, я стоял примерно в метре от этого безобразия. Причем с виду ситуация выглядела стандартно для их номера. Это уже после концерта выяснилось, что и у того, и у другого какие-то неполадки с телами.

— Помню такой момент, — подтверждает Гаркундель. — Вова как-то опрокинул меня в танце. Не специально, конечно, просто так вышло, я ударился обо что-то. А поскольку я подвыпивший был, то поначалу вроде не обратил на это особого внимания. Зато утром проснулся — с кровати встать не могу. Вся грудь в синяках. Звоню Веселкину, говорю: «Вова, лечи меня». Он нашел каких-то врачей, и они лазером чинили мне ушибленные ребра.

— На том концерте, когда Веселкин мял Гаркушу, я слышал, как Олег говорил ему: «Мне больно», — добавляет Федоров, — а Вова злорадно шипел в ответ: «Нечего было мне коньяк наливать».

— Любые сумасшествия Веселкина в группе принимали, в принципе, легко, — разъясняет Борюсик. — Никто ни за что его не ругал. Помнится, я как-то, на первых порах, возмутился после концерта, мол, на хрена ты, Вова, жопу свою на сцене показывал? Так Леня отвел меня в сторону и сказал: «Тихо, чего ты на него кричишь-то…» И я понял, что в «АукцЫоне» так реагировать на действия коллег нельзя… Хотя Коля Рубанов иногда с Олегом и Вовой пытался что-то выяснять. Наверное, переживал, что они могли инструмент ему разрушить. Меня-то барабаны так не волновали. Во-первых, на концертах они, как правило, не моими были, во-вторых, попробуй еще их разрушь. А саксофон — вещь хрупкая. Когда Гаркуша с Веселкиным впадали в угар на сцене, Колик им грозил: «Суки, блин…» А они изумлялись: что такое, все нормально, мы же в образе.

— Наездов из серии «достали вы своими приколами» я на ребят никогда не делал, — утверждает Колик. — Другой вопрос, что Гаркушу я жестко отучил подходить ко мне со спины и трясти за плечи, когда я играю. В ответ на такие его действия я активно лягался, и Олег запомнил, что подбираться ко мне сзади так же небезопасно, как к коню.

— Когда алкоголизм Олега достиг наивысшей фазы, многие в «Ы» задумывались о том, чтобы убрать его из группы, и я тоже говорил об этом, — откровенничает Озерский. — Конечно, всерьез и навеки никто Гаркушу выгонять из «АукцЫона» не собирался. Речь шла о том, чтобы поставить ему условие: либо ты завязываешь, либо мы с тобой расстаемся. То есть искали какой-то стимул, чтобы подвигнуть его к лечению, к выходу из «штопора». Постепенно ведь наступил момент, когда от него на концертах практически ничего не осталось. Его фирменный энергетический выхлоп, драйв, эксцентрика выродились в лучшем случае в какие-то кривляния, ужимки, ползание по сцене и т. п.

А на наших длительных зарубежных гастролях угнетало и раздражало не то, что Олег бухал (у нас все так или иначе выпивали), а то, что это определяло его существование. Одно дело, если здоровье тебе позволяет «нажираться», но на следующий день и через день нормально играть концерты, и совсем другое — если ты месяц проводишь в неадекватном состоянии. Зачем тогда ехать? Оставайся дома и пей.

— Иной раз Олега в начале гастролей грузили пьяным в наш автобус и через несколько недель таким же выгружали, — вспоминает Бондарик. — Это, конечно, уже крайняя стадия была. Дальше некуда. В автобусе он в основном спал. Выпивал и спал. Конкретная болезнь. Тем не менее впоследствии он с ней справился. Молодец.

— Как только всплыла тема об изгнании Олега за пьянство, я сразу сказал, что, на мой взгляд, этого делать нельзя, — повествует Федоров, — поскольку всегда понимал, что Гаркуша, не знаю уж каким образом, но действительно является неким тотемом группы. Ребята предлагали: давай ты сам будешь выполнять его функции, шоуменить и прочее. Но я отвечал: дело не в этом. Без Гаркуши в любом случае «АукцЫон» — уже не «АукцЫон». Хотя однажды в каком-то питерском ДК мы играли без Олега, так как он опоздал, и концерт получился, в принципе, крутой. Но все равно мне было очевидно: с уходом Гаркунделя из «Ы» что-то неповторимое у нас исчезнет. И потом, в ту пору его просто было жаль. Я осознавал, что без группы он реально сдохнет. И нужно его как-то лечить.