Юрий Шутов - Собчачье сердце

Возвратившись домой, в отчете о командировке я подробно описал Собчаку портрет первого городского «монополиста», получившего «эксклюзивное» право на источник нужной Ленинграду всемирной коммерческой информации. Без ее знания любому проходимцу предоставлялась широчайшая возможность обворовывать жителей буквально при каждой закупке товаров и продовольствия за границей. Причем независимо от того, кто ее оплачивал. «Патрон» долго не мог понять механизма грабежа, а когда дошло, тут же распорядился найти и пригласить "профессора-монополиста".

Прибывший через несколько дней ученый-"политехник" довольно равнодушно выслушал грозное требование «патрона» отдать свою лицензию городу и, вместо этого, тихим голосом профессионального картежника предложил интересующий Собчака документ выкупить «всего» за один миллион долларов(!). «Патрон» как-то даже опешил. В таком состоянии он выпроводил "информационного монополиста", сообщив мне, что "подобные типы среди ученых не редкость".

Я не выказал Собчаку никакой реакции. К тому времени я уже неплохо представлял себе, с кем имею дело.

На этом эпизоде я остановился так подробно, дабы показать: в ряду ленинградских профессоров, получавших доходы, так сказать, не облагаемые налогом, Собчак был далеко не одинок, и тем более не самый выдающийся. С остальными он разнится лишь суммой банковского счета. Ведь «патрон» приторговывал, как правило, возможностями своего кресла. Общеизвестно: большого ума не надо, чтобы за личное вознаграждение и самые что ни на есть вульгарные взятки предоставлять иностранцам и прочей публике невидимые для непосвященных режимы наибольшего благоприятствования, порой вместе с продажей по дешевке городской недвижимости. На путь коррупции с ее замысловатым каучуковым определением Собчак вступил задолго до избрания его депутатом. Но пусть об этом напишут воспоминания его коллеги по университету, «ученики» и взяткодатели, если, конечно, найдутся среди них смелые.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Справедливости ради нужно напомнить: первым, публично сказавшим о Собчаке правду, был адмирал Томко34, предупредивший всех, что под благопристойной маской университетского ученого-юриста скрывается мелочная душонка обыкновенного жулика. Собчак с помощью своего давнего подручного адвоката Шмидта (не сын лейтенанта) тут же бросился судиться с ясновидящим и, естественно, победил, так как смелый адмирал, обладая уникальной проницательностью, тогда еще не располагал практически никакой фактурой. И к тому же ошибся, ибо Собчак не «обыкновенный» жулик, а «выдающийся», как считают сегодня многие горожане. Кстати, «патрон» с трудом и большими потерями личного времени выиграл этот "судебный процесс века". Потом он сильно сокрушался относительно неповоротливости и неуправляемости судей и шутя дал мне слово, что как только возьмет в свои руки власть по-настоящему, то первых, кого «патрон» сделает «карманными», лишив даже права совещательного голоса (это суд и прокуратуру, дабы впредь, как он выразился, "не теряя ни минуты, уничтожать всяких там томко прямо в зародыше".

Предполагаю, что впоследствии с судом и прокуратурой он свое слово сдержит. Хотя до ухода на пенсию городского прокурора Д. Веревкина ему эта затея не очень удавалась. Но люди есть люди, и понять их можно (остаться без работы в это жуткое своим обнищанием время, да еще имея, скажем, семью, охотники вряд ли найдутся. Поэтому речь о правосудии среди большинства служителей Фемиды и не идет, (выжить бы.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Правда, если теперь очередной прозревший публично наречет Собчака вором, то «патрону» трудно будет с ним судиться. Иначе придется принародно объяснять совершенно необъяснимое. Например, как и, главное, почем Собчак отдал французскому банку "Креди Лионэ" за пустяковую для городской казны, почти призрачную цену огромный, роскошный дом на Невском проспекте под номером 12 (о «дружбе» "патрона" с этим банком речь пойдет дальше).

Подозрения в коррупции сразу перерастут в уверенность, если станет известно, что задняя стена этого дома почти на всем своем протяжении примыкает к оперативным помещениям штаба Ленинградского военного округа. Подобное соседство с иностранной компанией исключено в любой стране мира. Знал это и Собчак. Как знал и то, что, набрав в рот воды, стыдливо отвернется от этого факта приобретенная им оптом «независимая» пресса и даже не пикнет бывшая государственной служба безопасности. Вот поэтому он смог спокойно презреть жизненно-важные интересы нашей несчастной страны. Ибо защита интересов России для него (ничто, по сравнению с внутренним состоянием уже пожилого человека, проходившего всю жизнь в стоптанных ботинках и единственном, блестящем на сгибах, костюме, а теперь нежно баюкающим своим натруженным взором нарастающий цифровой ряд учетной карточки в надежном заграничном банке. За неуклонным ростом своего лицевого банковского счета Собчаку грезится обеспеченная, а поэтому беспечная старость; великолепная вилла на берегу океана в Калифорнии, может, и не одна; бесконечный, до самой смерти комфортабельный отдых с роскошными платными барышнями любой "рыночной стоимости"; и, разумеется, счастливые дочки, а также реализация всех неисполнимых в «совке» желаний. Не исключаю, что в такой острый момент от нахлынувшей радости за добытую «тяжким» трудом удовлетворенность жизнью глаза Собчака застилает благодать скупой мужской слезы.

Полагаю, именно этим объясняются столь частые заезды «патрона» в Швейцарию. Прессой же они, естественно, рассвечиваются как еще один яркий пример радения Собчака на благо поданных.

Глава 11. Цель жизни

В самом начале нашей работы «патрон» выказал просьбу срочно помочь поменять входную дверь в его квартире, которую, действительно, можно было вышибить ударом ноги. Дверь я тут же заказал, но по причине нарастающей занятости забрать не смог, хотя Собчак неоднократно напоминал. Когда же ее привез сам столяр, то интерес к этой затее у «патрона» уже пропал. Оказалось, что к нему в гости незадолго до этого наведалась знакомая жены «маклерша» и, как он выразился, была изумлена жилищной непритязательностью главы города. Тут же предложила массу небескорыстных вариантов улучшения. Собчак и перед встречей с «маклершей» заговаривал о смене своего жилья. Видимо, просто обкатывал на нас с Павловым роящиеся в его голове планы совмещения своекорыстных желаний с общественным мнением, которого он пока еще побаивался, успокаивая себя тем, что замена квартиры будет, в случае чего, выглядеть как обычный обмен, а это, мол, не возбраняется любой ленинградской семье. Конечно, все прекрасно понимали: ни о каком «простом» обмене не могло быть и речи. Хотя у Собчака имелась довольно просторная трехкомнатная квартира, но с учетом малоудобного дома-"корабля", городской окраины и пока еще отсутствия собственных денег на доплату обмена в центр города, было абсолютно нереально обойтись без скандала при исследовании «доброхотами» будущего скользкого, нечистоплотного пути. Не трудно предугадать: без жульничества и грязи воплотить в реальность грезы жены о шикарной квартире в районе царских дворцов не удастся. Поэтому "обычный обмен" мог в итоге стать крупным козырем в руках противников Собчака, чего, естественно, не хотелось. Однако устремление супруги в сторону центра города оказалось сильнее не только благоразумия, но даже боязни повредить политической карьере мужа, и «патрон» смело шагнул навстречу скандалу. Когда я узнал, что он затеял вместе с «маклершей», то просто ахнул, но изменить ничего было уже нельзя. Переезд надвигался неумолимо. Собчак, кроме квартиры, ничем вообще не занимался и, ощущая мое негативное отношение, больше со мной не советовался.