Аркадий Белинков - Юрий Тынянов

Правительство прямо-таки с обожанием отнеслось к доносу Булгарина и немедленно учинило по этому поводу следствие. Следствие опровергло Булгарина, но вопрос об австрийских кознях оказался невыясненным, и уверенность в связях декабристов с иностранными державами осталась, и, скорее всего, не без основания. Об этих связях сохранились настораживающие документы, и в них есть как раз то, что Тынянов всегда искал в документе: импульс для собственной фантазии. "Не верьте, дойдите до границы документа, - настоятельно советовал он, - продырявьте его"*. И еще (не без гордости): "Там, где кончается документ, там я начинаю"**.

* "Как мы пишем". Издательство писателей в Ленинграде 1930, cтp. 161-162.

** Там же, стр. 163.

Документ закончился на том, что "...посещение Франции русскою армией и прокламации союзных противу Франции держав, наполненные обещаниями возвратить народам свободу, дать конституции, произвели сей переворот в умах. Но как в самой России не было пищи для поддержания сего пламени, то я тотчас догадался, что здесь должен быть foyern, где сохраняется и откуда изливается сей огонь"*.

Но старая песня про "посещение Франции" и про то, что в "самой России не было пищи для поддержания пламени", не увлекает певца.

Певец больше налегает на то, что "...частные клубы (английские. - А. Б.) сильно действуют. Заведение библейских обществ было предлогом, чтобы ввести повсюду своих агентов и чрез весь мир иметь, так сказать, цепь сообщения... библия и евангелие есть республиканский кодекс в устах искусного толкователя... Корнилович и Муханов (Петр) были в связи с богатым английским купцом Томсоном, который снабжал их запрещенными либеральными газетами и брошюрами. Сам Томсон учился по-русски и путешествовал по России. Он собирал сведения о вещах и лицах...

Париж есть центр всех демагогических обществ. Там политически магнетизируют всех путешественников, снабжают их правилами и книгами на дорогу и действуют на Россию посредством русских чиновников и непременных своих агентов, которые кроются в домах под разными Званьями...

Швеция действует на Финляндию... Без сомнения, она не упустит случая усилить какие бы то пи было замешательства в России, ибо ее благо зависит от слабости России, а Россию ослабить иначе невозмояшо, как внутренними раздорами"**.

* П. Е. Щ е г о л е в. Декабристы. М. - Л., Государственное издательство, 1926, стр. 301.

** Там же, стр. 302-303.

Но главное в документе - это австрийская интрига. Связи декабристов с Австрией через австрийского посланника в Петербурге казались важными и опасными.

Однако документ кончился, а Тынянов не начал. Но к австрийской интриге писатель подходит совсем близко, входит в дом, где она живет, знакомит с хозяйкой дома княгиней Трубецкой, с самим Трубецким и Фаддеем Бенедиктовичем Булгариным. Булгарин и Трубецкой (особенно Булгарин) описаны подробно, а жена Трубецкого и дом - в эпизоде. Булгарин, Трубецкой, его жена и дом с австрийской интригой не связываются.

Фаддей Бенедиктович много споспешествовал упрочению существеннейшей для нашей истории традиции, честь основания которой если и не принадлежит ему, то возведение ее в ранг высокой государственной значимости, несомненно, должно быть признано именно за ним. Эта традиция до сих пор не вызывала пристально научного интереса и не вошла в орбиту внимания историков и литературоведов, несмотря на то что на протяжении XIX и XX столетий она играла серьезную роль в политической жизни страны. Заботясь о пользе отечества и умножая традицию, Фаддей поспешил сообщить свое мнение касательно связей декабристов с заграницей.

Осенью 1826 года после прекращения деятельности Следственной комиссии ее функции были переданы III отделению. III отделение не считало даже после следствия, суда и приговора по делу о тайных обществах вопрос исчерпанным, и в частности не считало, что следствие до конца выяснило все обстоятельства, связанные с возможным влиянием иностранных держав на злоумышленников. В предназначенном только для императора неопубликованном приложении к донесению во всеобщее сведение (опубликовано только в 1875 грду) было сказано: "...комиссия, по дошедшим до нее сведениям, могла бы иметь подозрения: на двор Стокгольмский... или на Австрию... или на Англию... Но по точнейшем исследовании оказалось, что нет основательных причин питать сии подозрения"*. Однако III отделение решило, что основательные причины питать сии подозрения есть, и обратилось по этому поводу с запросом к Булгарину, успевшему создать себе репутацию авторитетного консультанта. Авторитетный консультант ответил со свойственной ему резвостью, живостью и готовностью.

Донос Булгарина любопытен и не похож на другие, кроме прочего, еще тем, что в нем нет и капли желания Зла ближнему своему. Доносчик ни о ком в отдельности плохо не отзывается и никого не выдает. Самое гнусное место в доносе выглядит даже по тем временам почти невинно: "...Рылеев и другие юноши врут много насчет правительства"**. Если принять во внимание, что это написано через несколько месяцев после того, как "Рылеев и другие юноши" были или повешены, или отправлены на каторгу и в ссылку, то, право же, не стоит судить Булгарина слишком строго. В традиции, им возведенной в ранг высокой государственной значимости, были случаи куда более выразительные. Плохо он отзывается не о каждом в отдельности, а о всех сразу и, конечно, вообще. "Вообще" - это "молодые люди", которые "сделались демагогами"***. Кроме того, Булгарин зачем-то все больше вы

-------------------

* П. Е. Щ е г о л е в. Декабристы. М. - Л., Государственное издательство, 1926, стр. 298-299.

** Там же, стр. 302.

*** Там же, стр. 301.

гораживает себя и жалуется на обиды: "демагоги" обзывали его то "рабом", то "трусом"*. О себе Фаддей пишет так: "Для меня нарочно был дан вечер, чтобы познакомить с Гуммлауером (секретарь австрийского посольства.А.. Б.) и другими интересными людьми. Я обещал быть, но завязал голову и остался дома"**. Отвечая на вопрос: "Имеют ли иностранные державы влияние на политический образ мыслей в России?", Булгарин пишет: "Этим вопросом вы коснулись самой чувствительной струны моей, ибо в продолжение десяти лет это составляет мою idee fixe"***. Произведение Булгарина больше, чем на донос, похоже на публицистический очерк, перемешанный с очерком быта и нравов. Но это - Булгарин. Получив вдохновенное булгаринское послание, III отделение страшно разволновалось и, не имея возможности допросить австрийского посланника и повешенного Рылеева, вызвало из каторжной работы в Чите государственного преступника Александра Осиповича Корниловича. Государственного преступника посадили в Петропавловскую крепость и об австрийской интриге стали спрашивать прямо и без обиняков. Корнилович отверг попытки обвинить его в шпионаже и выдаче государственной тайны, и ему поверили. Но Австрия снова на всякий случай была оставлена в подозрении. Нельзя сказать, что для этого совсем не было оснований. Во всяком случае, интерес к Австрии возник не случайно. В приложении к донесению, предназначенному для императора, по этому