Лидия Громковская - Николай Александрович Невский
Действительно, после того как больному вначале дают кайенского перцу, боли усиливаются, а затем, после куриных яиц, будто бы прекращаются.
В Хирара человек, подавившийся рыбной костью, сложив ладонь горстью, трижды дует в нее, а затем, по-
8 Зак. 474
глаживая горло, произносит заклинание. «Относительно „надышания" при этом заговоре замечу, что нады-шание и оплевывание в народном суеверии всех стран и народов является могущественным средством против болезней и всяких козней злых духов», — записывал Николай Александрович. По аналогии вспомнился еще один вид гадания, безусловно очень похожий на то, что существует и у других народов, — «ночное гадание».
«Во время болезни кого-нибудь из членов семьи, равно как перед браком или каким-нибудь важным предприятием, жители Мияко молятся своим предкам перед „божницей", возжигают курительные свечи и просят указать, каков будет исход болезни или предприятия. После этого вечером отправляются из дому квартала за два и по обрывкам речей, уловленных из разговоров встречных, гадают о будущем, считая это знамением, указанным предками».
То же самое известно было Невскому в отношении провинции Исэ в древности, только там ходили слушать, о чем говорят молодые жрицы, возвращающиеся из храма. Невскому вспоминались пушкинские строки:
Чу… снег хрустит… прохожий; дева К нему на цыпочках летит, И голосок ее звучит Нежней свирельного напева: «Как ваше имя?» Смотрит он И отвечает: «Агафон».
Сопоставления и сравнения на широком этнографическом материале делали научный поиск Н. А. Невского целенаправленным, помогали ему и классифицировать факт, явление в свете единства человеческого духа, наблюдаемого в самых разных уголках земного шара. Это единство, подтверждавшееся множеством доказательств, как собранных самим Невским, так и другими учеными-этнографами, представлялось бесспорным.
Во все времена человек обращал свой взор к луне. Находя на поверхности ночного светила причудливые пятна, пытался объяснить их происхождение.
«Многие народы видят в этих пятнах изображение человека. И интересно, что в таких интерпретациях часто этого человека так или иначе связывают с водой.
Айны, например, говорят, что это ленивый сын, который терпеть не мог ходить за водой, так что боги в
конце концов разгневались, изъяли его из человеческого общества и поместили на луну в назидание людям.
Жители Рантума говорят, что это великан, который льет воду на землю, что является причиной приливов и отливов. Во время приливов он стоит согнувшись, так как набирает воду, а во время отлива — выпрямляется, отдыхая от работы.
Современные шведские крестьяне говорят, что пятна на луне изображают мальчика и девочку, несущих на шесте ведро с водой. Такое представление покоится на древнем скандинавском мифе, по которому мальчик и девочка, несшие воду, были украдены луною и помещены на небо, откуда их можно было бы видеть с земли».
И на о-ве Окинава пятна на луне вызывают представление о человеке, несущем на коромысле два ведра с водой.
На о-ве Тарама существовало предание: «В глубокой древности свет жены-луны был гораздо сильнее и ярче, чем свет мужа-солнца. Завидуя жене, он много раз просил ее уступить ему немного света под тем предлогом, что ей, ходящей ночью, такой ослепительный свет не нужен. Однако жена не внимала его просьбам. Тогда муж, улучив минуту, когда жена выходила из дому, незаметно подкрался к ней сзади и спихнул ее вниз, на землю. Луна в своем роскошном блестящем наряде упала в грязь и вся измаралась. В это время проходил крестьянин, неся на коромысле два ушата с водой. Увидев луну, барахтающуюся в грязи, он помог ей выбраться и обмыл водой из ушатов, вслед за чем луна снова поднялась на небесную твердь, чтобы озарять мир, но с того дня она потеряла свой яркий блеск. В благодарность же за услугу луна взяла крестьянина к себе, где он находится и по сей час. В такие ночи, когда светит полная луна, ясно можно видеть на луне этого крестьянина, несущего на плечах коромысло с двумя ушатами».
С луной, с ее ежемесячным исчезновением на несколько дней, а затем возрождением связана идея воскресения мертвых, идея бессмертия. В Японии — на луне видят зайца, который в ступе толчет лекарство бессмертия. Но, по мнению Невского, «такое объяснение мы не можем считать чисто японским: оно пришло в Японию
8*
из Китая вместе с китайскими книгами (Китай, возможно, заимствовал подобное толкование из Индии), но привилось здесь, вероятно, потому, что совпадало до некоторой степени с уже существовавшими прежде поверьями».
В заметках Невского, сделанных на островах, встречаются имена людей, с которыми у него завязалась дружба, — Симодзи Соти, Токуяма Сэйтэй, Симодзи Канро, Танака и многие другие. Невский никогда не расставался с заветной тетрадью, иногда две-три строчки делал наспех, чуть ли не на ходу, боялся забыть только что услышанное. Предания, легенды, песни — «аяго» и «тогани» — записывал тщательно, с многочисленными комментариями. Народных примет и верований, связанных с луной и звездами, существовало множество.
Белая туманность вокруг луны — признак скорого дождя. Красное сияние — предвестник пожара или засухи. Когда супруги — солнце и луна — ложатся спать и муж закидывает ногу на тело жены, то наступает лунное затмение, ибо свет луны меркнет. А когда жена подобным же образом ласкается к супругу, происходит солнечное затмение.
На островах много было диковинного. Произрастали растения, о каких Невский прежде не имел ни малейшего представления, а некоторые, ему известные, до такой степени оказывались не похожими на самих себя, что он принимал их за неведомые. Выяснилось, например, что дерево «гадзымаги», необыкновенной толщины, с массой воздушных корней, самое старое, как сказали Невскому, из всех растущих на о-вах Рюкюско-го архипелага, — это фикус, гигантский фикус, а не тот привычный с детства домашний, какой доводилось ему видеть и в Рыбинске, и в Петербурге. Как-то Невского пригласили на выставку местных диковин, даров моря и земли, служивших жителям Мияко пищей, украшениями, лекарствами. Выставка была организована в волостной управе. Невский купил там на память несколько больших и очень красивых морских раковин.
Погода стояла хорошая. Вообще острова были землей обетованной — зеленое море, ослепительные песчаные отмели, пышная растительность. Правда, однажды ночью случилось землетрясение, толчок был весьма ощу
тимым, но наутро ночные страхи исчезли как роса под лучами солнца.
Невский чувствовал себя на островах превосходно. К нему быстро привыкли, и простые крестьяне, и местная интеллигенция принимали его радушно, охотно помогали ему в работе — он записал от них огромное количество фольклорного материала. Материалы эти частично были опубликованы Невским в японских этнографических журналах. Одна из статей называлась «Луна и идея бессмертия» — она обращала на себя внимание полнотой собранного материала и оригинальной его интерпретацией.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});