Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

Когда в Париже Гамсун заметил на авеню де ла Гранд-Арме Юнаса Ли и его жену Томазину, то постарался избежать встречи с ними. Ведь еще в Копенгагене ему намекнули, что после его той характеристики, которую он дал Юнасу Ли как писателю, супруга писателя занесла его в черный список.

В ноябре 1893 года скандинавская колония устроила большой праздник в честь шестидесятилетия Юнаса Ли. Гамсун там не присутствовал, у него, знаете ли, были более важные дела: «Всевышнему ведомо, какую чудесную и глубокую книгу я намереваюсь создать, я прямо-таки заворожен ею <…> есть, есть нечто такое у меня в голове! Да, дорогая моя Болетте Ларсен, Господь меня разрази, скоро я удивлю Вас свой книжкой о Нурланне. Это будет очень красивая любовная история»[114].

Гамсун написал кое-что об Августе Стриндберге в сборнике статей о нем, который готовился к изданию в связи с его сорокапятилетним юбилеем, где сравнивал Стриндберга с прирученным зверем, существом из мира природы, которое хочет уйти от цивилизации.

Гамсун все больше и больше сам ощущал нечто подобное, находясь в свой комнате в Париже, напротив ухоженного парка с подстриженным кустарником. В «Мистериях» он уже пытался показать свое стремление к единению с природой. И вот теперь он намерен выразить эту тягу к природе в полной мере.

Заметок и набросков было много, но у него не получалось привести их в порядок в соответствии со своим замыслом. Прошло восемь недель, а были готовы лишь полторы страницы. Две предыдущие книги были написаны со сжатыми кулаками, а теперь он только слегка постукивал по столу пальцами. Этот новый роман должен быть написан без всякой жесткости. Ему необходимо было погрузиться в пейзажи своего детства, для того чтобы вновь ощутить тот же самый настрой, то давнее ощущение неразрывной связи с природой.

Он заперся в доме, не отвечал на письма, выбрасывал написанное, бросался с рыданиями на диван. Перед ним стояла трудная задача: описать такое сложное любовное состояние, когда мужчина одновременно и сгорает от страсти и трепещет от нежности. Он вспоминал слова, которые он шептал все эти годы многим женщинам, к которым испытывал страсть, на которую некоторые из них ответили. Потом он, правда, раскаивался.

Свою героиню Гамсун назвал Эдвардой. Вот какой нарисовал он ее: загорелое лицо, загорелая шея, фартук, сдвинутый слегка к низу живота, чтобы сделать талию более высокой. Чувственный рот. Губы Эдварды так опасно пылают…

Дочка местного богатея. В этом облике проступают и черты Лауры с острова Транёй, первой любви Гамсуна. Хотя за последние двадцать лет его любовный опыт значительно обогатился.

Ему хотелось уехать из Парижа, но усилием воли он заставлял себя оставаться.

Здесь ему не хватало вдохновения для создания романа о жизни в Нурланне. Как и ранее, он искал поддержки у своей бергенской приятельницы. «Дорогая моя, молите Бога, чтобы он сделал меня способным написать эту книгу!»[115]

О том, какие небесные или земные силы сподвигли Гамсуна на возвращение в Норвегию, история умалчивает. Но не прошло еще и двух недель нового 1894 года, как он покинул Париж и направился на родину. При этом вид у него был элегантный, он принарядился за счет своего издателя Альберта Лангена.

В его планы и на этот раз не входило навестить своих престарелых родителей в Нурланне. Страдая от морской болезни, он сошел на берег в Кристиансунне. Он хорошо знал эти места на южном побережье Норвегии. Путешествие пробудило в нем трепетные воспоминания, давние ощущения, которые он сумел запечатлеть, и они стали частью его романа: «Из сторожки я видел сумятицу островов и шхер, кусочек моря, синие вершины, а за сторожкой лежал лес, бескрайний лес. Как я радовался запаху корней и листвы, запаху жирной сосновой смолы, только в лесу все во мне затихало, я чувствовал себя сильным, здоровым, и ничто не омрачало душу» [1; II: 6]. В свои южные впечатления Гамсун вплетает нурланнские воспоминания о торговце Вальсё с острова Транёй, посещении Эразма на Хьеррингёе, неподалеку от Будё, и других торговцев на нурланнском побережье, с которыми встречался в двадцатилетием возрасте. В своем романе он описывает, как одинокий охотник, лейтенант Глан, обозревает из своей лесной хижины белые здания, мосты, лавку. Вот к нему в сторожку заходит Эдварда: «…у нее тонкие красивые ноги, они обрызганы грязью». Вот Глан в гостях у торговца Мака, он беседует с дамами, когда к нему подбегает Эдварда, бросается ему на шею и несколько раз целует в губы. Она говорит что-то Глану, но он ее не слышит, он лишь видит, как горят ее глаза, видит ее высокие брови, которые изгибаются высокими дугами, и маленькую вздымающуюся грудь.

В «Пане» можно ощутить сам дух Нурланна — здесь саамы, загадочные происшествия, незакатное солнце и отношения с нурланнской девушкой в стиле Руссо. В светлые летние ночи на южном побережье Норвегии Гамсун описывал еще более светлые ночи на севере: «Ночи совсем не стало, солнце только ныряло в море и тут же выкатывалось опять, красное, свежее, будто вдоволь напилось глубокой воды. По ночам со мной творилось небывалое. Никто бы, никто мне не поверил. Не Пан ли сидел на дереве, выслеживал меня?» [1; II: 19].

Эдварде мерещится, что когда Глан смотрит на нее, то как будто до нее дотрагивается. Она приходит к нему по ночам. Гамсун позволяет одному из персонажей поделиться с Гланом своим мнением об Эдварде. Доктор говорит, что она «девчонка, и бить ее некому, и взрослая причудница. Она преуменьшает свой возраст, слишком упрямая, чтобы плакать, неразумная и расчетливая одновременно. Ее следует воспитывать».

По мере развития повествования летние ночи становятся все менее и менее волшебными, а положение Глана все более драматическим. Из вольного охотника он превращается в игрушку в руках Эдварды.

Действие романа происходит в 1855 году, и рассказчик восстанавливает в памяти, вновь переживает все то, что произошло два года назад. Данный прием был явной попыткой со стороны Гамсуна приглушить новые газетные спекуляции по поводу того, что он был способен писать только о себе самом.

Ему это вполне удалось.

Пятнадцатого октября Гамсун отослал рукопись издателю.

С мокрыми от слез глазами взошел он на судно, которое взяло курс на Копенгаген, откуда он намеревался поездом вернуться в Париж.

Критика в целом, за некоторыми исключениями, была одобрительной.

Правда, «Верденс Ганг» пыталась найти в «Пане» все те же черты дешевой подделки, которые были характерны, по мнению рецензента, и для других сочинений Гамсуна. Консервативная газета «Моргенбладет», издававшаяся в Кристиании, объявила ему бойкот. А потом один за другим стали появляться хвалебные отклики. «Дагбладет» поместила статью известного критика, которая занимала несколько колонок. Затем хлынул целый поток хвалебных рецензий в норвежских и датских газетах[116].