Энвер Ходжа - Хрущевцы
Сопровождавший меня чешский товарищ — Павлом звали его, — который был хорошим, добрым, скромным человеком, стал думать иначе о проводнике и заинтересовался узнать больше.
В Словакии сами чехи повезли меня в монастырь, во флигеле которого среди других работ, посвященных выдающимся историческим деятелям, они показали мне древнюю фреску, изображавшую нашего героя, Скандербега. Я съездил в Судеты, в курортный городок, который когда-то называли Мариенбад, и даже в исторический дом Гете, который я осмотрел. Там Гете в преклонном возрасте влюбился в очень молодую «гретхен» и написал знаменитую «Элегию Мариенбада».
Я упомянул все это с целью показать чехословацкую действительность и расположение чехов к нам. Но они так относились ко всем.
Да и сами советские иначе чувствовали себя, когда бывали в Чехословакии.
В Чехословакии я несколько часов побеседовал в парке с Рокоссовским и Коневым, ведь в Кремле они подавали только руку. Мне надо было съездить на охоту в Чехословакии, чтобы встретиться с Председателем Президиума Верховного Совета Украины и чтобы Нина Хрущева пригласила на чай нас с Неджмие. Мне надо было съездить в Чехословакию, чтобы переговорить с генералом Антоновым и другими.
Однако, как я сказал и выше, после смерти Готвальда хрущевцы забирали Чехословакию в свои руки. Новотный, как первый секретарь Коммунистической партии Чехословакии, по-видимому, стоял на правильных позициях, однако время показало, что он был колеблющимся элементом и оппортунистом, так что он тем или иным способом играл на руку Хрущеву и его сообщникам. Он сыграл большую роль в осуществлении планов превращения Чехословакии в губернию, захваченную танками русских.
Итак, ревизионистский паук уже опутывал своей паутиной страны народной демократии. Старые руководители, такие как Димитров, Готвальд, а позже и Берут и другие были замещены новыми, которые советским руководителям казались подходящими, по крайней мере, в тот период.
Относительно Германской Демократической Республики проблему они считали решенной, потому что Восточная Германия прочно была захвачена советскими войсками. Мы это считали нужным, так как мирный договор не был заключен, к тому же Советская армия в Германии служила делу защиты не только этой социалистической страны, но и социалистического лагеря в целом.
С восточногерманцами мы поддерживали хорошие отношения покуда был жив Пик, старый революционер, старый товарищ Сталина; я питал к нему большое уважение. С Пиком я встретился в 1959 году, когда я находился в ГДР во главе делегации. Пик тогда был, стар и болен. Он доброжелательно и радушно принял меня, с улыбкой слушал, когда я говорил ему о нашей дружбе и рассказывал о достижениях Албании (он уже не мог говорить из-за паралича).
В последние годы, по всей видимости. Пик не действенно управлял страной и партией. Ему оставили почетный пост президента Республики, а управляли Ульбрихт и Гротеволь с компанией.
Ульбрихт не выказывал какого-либо открытого признака вражды к нашей партии, покуда не испортились наши отношения с советскими и с ним. Он был самоуправный, высокомерный и грубый немец не только в отношениях с такими малыми партиями, как наша, но и с другими. Об отношениях с советскими он думал так: «Вы захватили нашу страну, вы лишили нас промышленности, поэтому теперь вы должны предоставлять нам крупные кредиты и продовольствие в таком количестве, чтобы Демократическая Германия насытилась и достигла уровня Германской Федеративной Республики». Он грубо запрашивал подобных кредитов и получал их. Он заставил Хрущева заявить на одном совещании: «Мы должны помочь Германии стать нашей витриной напротив Запада». И Ульбрихт, не стесняясь, говорил советским на наших глазах:
— Вы должны поторопиться с помощью, ведь бюрократизм тут налицо.
— Где бюрократизм налицо, у вас? — спросил его Микоян.
— Нет, у нас ничуть, — ответил Ульбрихт, — у вас.
Но между тем как для себя получал большую помощь, он никогда не проявлял готовности помогать другим, и нам предоставил смехотворный кредит. После того, как мы атаковали в Москве хрущевцев, он, как на совещании, так и в последующем выступал одним из самых оголтелых против нас, первым открыто выступил против нашей партии после московского Совещания.
Хрущевцы хотели руководить не только странами народной демократии, но и международным коммунистическим движением в целом.
Я буду говорить еще в другом месте о ревизионистских и оппортунистических взглядах и позициях таких руководителей, как Тольятти, Торез и др., однако здесь мне хочется отметить, что как Тольятти, так и другие, после смерти Сталина начали еще более открыто проявлять свои ревизионистские взгляды, ибо они увидели в Хрущеве и в его людях своих идейных и политических союзников, пронюхали оппортунистическую линию Хрущева в отношении титовцев, социал-демократов, буржуазии и т. д. Линия, которую строил Хрущев, приходилась по вкусу Тольятти с компанией, которые уже давно в той или иной мере проводили линию сотрудничества с буржуазными партиями и с буржуазными правительствами в своих странах, ратовали и мечтали стать кумами и занять и самим места в этих правительствах. На первых порах эти взгляды были скрытыми, их носители проявляли их несмело, но после XX съезда они переросли в «теории», подобно хваленому «полицентризму» Тольятти или его «итальянскому пути к социализму».
Понятно, что и в рамках мирового коммунистического движения хрущевцы не с самого начала выступили с совершенно открытой ревизионистской платформой. Как и в самом Советском Союзе, они старались проводить в нем гибкую линию, с тем чтобы не вызвать немедленную реакцию как в своей партии, так и в других партиях. Их «ценинизм» на словах, сказанное здесь и там доброе слово о Сталине, шумная реклама «ленинских принципов отношений между, социалистическими странами» — все это служило маской для прикрытия составлявшихся ими заговоров и их работы по постепенной подготовке почвы для нанесения затем фронтального удара. Это они сделали на XX съезде Коммунистической партии Советского Союза. Там были раскрыты карты, ибо Хрущев с компанией уже давно приняли меры к ослаблению возможного реагирования как внутри страны, так и за ее пределами.
6. Официальное провозглашение ревизионизма
XX съезд КПСС. Тезисы Хрущева — хартия современного ревизионизма. «Секретный» доклад против Сталина. Тольятти требует признания его «заслуг». Тито в Советском Союзе. Молотова снимают с поста министра иностранных дел. Провалившаяся попытка «антипартийной группы». Конец карьеры маршала Жукова. Новая жертва хрущевских закулисных сделок: Кириченко. Май 1956 г.: Суслов требует от нас реабилитации Кочи Дзодзе и его сообщников. Июнь 1956 г.: Тито и Хрущев недовольны нами. Июль 1957 г.: Хрущев стряпает в Москве ужин, чтобы устроить нам встречу с Ранковичем и Карделем.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});