Нина Соротокина - Бенвенуто Челлини

Существовало такое понятие otium — досуг, и очень важно было, как ты его проводишь. Конечно, досуг существует для самоусовершенствования, для учебы, чтения и высоких разговоров. Читать, во-первых, божественную латынь и греков, но можно и по-итальянски, читать, забывая все на свете, пренебрегая голодом, телесными недугами и бытовыми бедами. Жажда словесности — ближайший путь к Богу, потому что так они преобразуют свою душу. Читать, думать, писать стихи, сонеты, канцоны, секстины и философские эссе, а потом в соответствующей приятной обстановке обсуждать свои творения и мысли с себе подобными.

Местами встреч гуманистов служили загородные виллы, монастырские библиотеки, книжные лавки и дворцы правителя. Любой мог позвать компанию друзей к себе в дом и там наговориться вдосталь, обменяться рукописями, полюбоваться антиками и старинными медалями. Л. М. Баткин: «В «Камальдульских летописях» Ландино гуманисты встречаются в святом уединенном месте; вокруг монастыря простираются рощи и луга: здесь, «вдали от городского шума и тревог, легко вести образ жизни, посвященный исследованию великих вещей». В большой ученой компании собеседники взбираются на вершину лесистого холма. Слушая пение птиц и нежное бормотание ручья, они готовы обменять мудрыми и красноречивыми рассуждениями».

Они много разговаривали (что может быть прекраснее беседы с единомышленниками!), много переводили и писали. И очень ценили время. Вспомните героя Джека Лондона по прозвищу Время-не-ждет, там человек учитывал каждую секунду ради денег, гуманисты вели счет времени ради Слова и Мысли. В трактате Леон Батиста Альберти «О семье» говорится, что у каждого есть три собственные, дарованные природой вещи: душа, тело и время. Информация сообщается читателю в форме диалога (гуманисты обожали диалог). Собеседники спорят: как же можно обладать тем, что нельзя передать другому? Говорят они долго, красиво и умно. Я согласилась с определением Альберти сразу: в самом деле, душу иные продают, прости господи, черту, тело можно, например почку, отдать больному, но время действительно нельзя отдать другому, правда, его можно потерять, потратив зря. Их лозунги: «Будь усидчив!», «Кто много спит, тот теряет время!».

Но спрашивается, зачем гуманисты трудятся как одержимые, не получая от труда денег на жизнь, неужели только ради духовного удовольствия? Ученость ради учености — и все? Ответ есть. Гуманистические занятия совершенствуют человека — это раз. Занятие словом и философствование очищают истину от плевел, а это ведет к общественному благу — это два. И наконец, третье — ученость, в отличие от бесконечной молитвы где-нибудь в уединении, в скиту, есть ближайший путь к Богу. Своей «жадностью к словесности», чтению, писанию и умным беседам гуманисты хотели обрести бессмертие.

«Ни одна эпоха в истории европейской культуры не была наполнена таким огромным количеством антицерковных сочинений и отдельных высказываний», — пишет Лосев, но при этом гуманист Эрмолио Барбаро говорит: «Я знаю только двух Богов — Христа и словесность».

Человек изначально грешен, и природа часто создает его с разными пороками, но, «пропущенный через культуру, он может избавиться от пороков и приобрести совсем другой вид». Древнегреческий философ Стифонт был от природы развратником и пьяницей, но, «упражняясь в добродетели и науках, он «победил свою мнимую природу». Так почему же не поучиться у древних, не воспользоваться их мудростью? Пико делла Мирандола, замечательный философ, гордость ученого двора Лоренцо Медичи, утверждал, что зла вообще нет, зло суть отсутствие добра.

Нет, «упражняться в добродетели и науках» — это совсем не для Бенвенуто Челлини. Если ему и нужны знания, то очень конкретные, а именно по своему любимому предмету — ваянию и ювелирной работе. Досуг у него редок, потому что слишком много дел, а он работоголик, а уж если выпал досуг, то он проведет его с друзьями за пиршеством с вином и женщинами. Он уважает ученых людей и латынь, но сам не знает языка древних, и какое счастье для нас, его читателей, что свою «Жизнь…» он написал не просто по-итальянски, но еще с использованием флорентийского арго.

Гуманисты очень ценили диалоги и диспуты, считая, что они для ума то же, что гимнастика для тела. Двадцатичетырехлетний Пико делла Мирандола устроил диспут в Риме, на котором произнес «Речь о защите достоинства человека». Диспут касался очень популярных в то время идей о Боге, природе и человеке, о тайнах христианской теологии и «покрытых неизвестностью учений». Для того чтобы диспут был всенародным, Мирандола пригласил ученых в Рим, взяв на себя их дорожные расходы. Он пишет: «Некоторые не одобряют в целом такого рода диспуты и обыкновения публично обсуждать ученые вопросы, настойчиво утверждая, что это дает не столько сопоставление учености, сколько возможности покрасоваться талантом и образованностью». Ну и покрасуется, не беда, главное — высказаться и получить оценку единомышленников по такому важному вопросу, как «суть достоинства человека»!

Лет семьдесят спустя в Москве тоже состоялся диспут. Устроил его царь Иван Грозный, ему не давали покоя лавры Оксфорда. У нас это называлась «словесна пря» по образцу «Бычьего брода». Всенародно диспутировали царь и ученый монах, обсуждали некоторые спорные места Священного Писания. Не то что «спорные», но была возможность их по-разному трактовать. «Словесна пря» кончилась тем, что монаха посадили в тюрьму, там он и умер, бедный. Не помню, убили его или сам от тоски отдал Богу душу. А у гуманистов диспуты процветали, хотя были люди, которые считали их пустой говорильней и относились к ним критически. К таким принадлежал, например, Леонардо да Винчи. Он не водил компаний с гуманистами, считая их пустыми болтунами.

Потомки судят о гуманистах не только по их книгам, но и по личной переписке. В письмах они не уделяли внимания злободневным событиям, не касались личной жизни, но обменивались высокими мыслями, цитировали древних, с упоением описывали недавно обнаруженные исторические сведения Античности и, как бы сейчас сказали, «красовались своей ученостью». Написал письмо к конкретному человеку и тут же разослал копию друзьям, чтоб тоже оценили глубину его мысли, остроумие и изысканность стиля. Петрарка — его считают первым гуманистом — опубликовал свои письма при жизни.

В переписке все награждали друг друга комплиментами, похвалы просто громоздились одна на другой. Хвалить себя и других стало стилем, так что не нужно чересчур винить в этом пороке Бенвенуто, он просто следовал знаку времени. Менее восторженный и едкий Эразм Роттердамский в «Похвале глупости» писал: «Себялюбие — любимая спутница глупости», но тут же смягчал это утверждение пословицей: «Сам выхваляйся, коли люди не хвалят». У гуманистов не было в этом нужды, они все пели друг другу дифирамбы, но и себя не забывали.