Галина Артемьева - Код Мандельштама
Подспудные ощущения от этого фрагмента: «запихай меня лучше, как шапку…» — подавленность воли, не владение ситуацией, ощущение себя объектом чьего-то действия («запихай меня»), сравнение с неодушевленным предметом, второстепенным по значимости предметом одежды, как принятие собственной второстепенности;
«жаркой шубы сибирских степей…» — надежда спрятаться, быть окруженным со всех сторон, как «шапка в рукаве» спасительным, дружественным пространством;
«чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы, // Ни кровавых костей в колесе…» — причина стремления скрыться: все реалии существования — от мелкой подлости, предательства, низости, грязи до картины массовых убийств, повсеместно присутствующей смерти.
Есть свидетельства, что в годы массовых репрессий на Лубянке по ночам работала камнедробилка, перемалывающая горы тел.
Поэту удалось сказать об этом пятью словами.
Что в основе этих слов — знание фактов или внутреннее видение?
Важнее всего то, что это было названо, обозначено.
Свидетельство оставлено:
«чтоб сияли всю ночь голубые песцы // Мне в своей первобытной красе» — нереальная картина чистоты и красоты где-то существующего мира, связанная с образом непрерывно длящейся ночи; ночь — тьма, которая может укрыть, ночь — вместилище сияния, ночь — первобытная субстанция, хаос, из которой должен родиться другой космос, взамен погибшего в катаклизме;
«уведи меня в ночь, где течет Енисей, и сосна до звезды достает»… — Сибирь, Енисей — географические названия, конкретизирующие место желанного бегства (сравним: волошинский Париж).
Более реалистичный образ Сибири того времени как места ссылки, каторги, гибели вытесняется идеализированным образом: огромное пространство, спасительная тьма, звезда как собеседница. Название знаменитой реки заставляет думать, что речь ни в коем случае не идет о смерти как способе «ухода», напротив — лишь о желанной перемене места жизни.
Здесь и сейчас жить невозможно — надо укрыться в другом месте, и оно существует.
Но последняя строка стихотворения «и меня только равный убьет» упрямо говорит о насильственной смерти, убийстве, которому суждено произойти в будущем.
В связи с этим интересно рассмотреть, как использует поэт времена глаголов и глагольные наклонения, несущие огромную смысловую нагрузку в этом произведении.
1-я строфа — только один глагол — «лишился» — повествует о том, что уже произошло: «лишился и чаши на пире отцов, // И веселья, и чести своей…»;
2-я строфа — в первой строчке употреблен глагол «кидается» — настоящее время, изъявительное наклонение, несовершенный вид, подразумевающий неоднократность действия и его незавершенность, возможность повторения этого же действия еще и еще; в третьей строчке глагол «запихай» — в повелительном наклонение, содержащий просьбу или приказ осуществить действие с результатом (глагол совершенного вида);
3-я строфа — «чтоб не видеть», «чтоб сияли» — условное наклонение глаголов несовершенного вида, обозначающее не реально происходящее или совершаемое действие, а лишь возможное при определенных условиях;
4-я строфа — содержит самое большое число глаголов, насыщенная побуждением к действию, делаемым действием и завершаемая мыслью о будущем — финальном — действии: «уведи» — повелительное наклонение (просьба или приказ); далее глаголы в настоящем времени «течет» и «достает», дающие представления о действиях или процессах, происходящих в вымышленной, мнимой реальности, и наконец: «убьет» — глагол совершенного вида, следовательно, речь идет о действии, которое будет закончено и будет результативным, глагол в будущем времени и изъявительном наклонении, то есть речь идет о действии, которое должно произойти в реальности.
Поэт, ведомый Роком, как в древнегреческой трагедии, говорит о своей судьбе так, как будто где-то уже прочитал повесть собственной жизни.
И все же: кто этот «равный», кому суждено убить поэта?
Потому что не волк я по крови своей,И меня только равный убьет.
«Не волк» — следовательно, не «веку-волкодаву» и нападать на него. А даже и напав (по ошибке) — отпустить. Выбросившая поэта в жизнь ночь («Раковина», 1911) и заберет его из ставшей невыносимой жизни.
Ночь здесь — и тьма, и спасительница, несмотря на конкретизирующее «Енисей», — вселенная, которая — одна только — и может укрыть свое дитя — поэта от смертных мук на земле. Та самая ночь, то самое небо, которое поэт — от рождения и до конца — по праву считает своим:
Вот оно, мое небо ночное,Пред которым как мальчик стою, —Холодеет спина, очи ноют,Стенобитную твердь я ловлю.
(«Тайная вечеря», 1937, Воронеж)О том, что в думах поэта о настоящем и будущем весной 1931 года непременно, как обязательная составляющая, присутствует ночь, свидетельствует следующее стихотворение:
Ночь на дворе. Барская лжа!После меня — хоть потоп.Что же потом? — храп горожанИ толкотня в гардероб.Бал-маскарад. Век-волкодав.Так затверди ж назубок:С шапкой в руках, шапку в рукав —И да хранит тебя Бог!
(«Ночь на дворе…», март 1931)Начальное слово этого стихотворения, ночь совмещает в себе несколько значений: тьма, «советская пустота», смерть, страх.
В целом же настроение, содержащееся в этих двух строфах, можно передать одним словом: «Пора!»
Любящий жизнь поэт готовит себя к неизбежному.
Анна Ахматова приводит в «Листках из дневника» слова Мандельштама: «Я к смерти готов».
Он все уже знает о себе:Я, кажется, в грядущее вхожуИ, кажется, его я не увижу…
(«Сегодня можно снять декалькомани…», 1932)Ночь и звезды
«Душа является и становится тем, что она созерцает» — эти слова древнегреческого философа Плотина — великое утешение всем, кто устремлял свой взгляд к звездам.
Такая тяга дается не каждому. Это, очевидно, свойство души, которое она получает еще до рождения в этот мир.
В поэзии Лермонтова с самой ранней поры ощущается тоска по звездам и отождествление своей судьбы с судьбой одинокой звезды, вот чему завидует юный поэт:
Чисто вечернее небо,Ясны далекие звезды,Ясны, как счастье ребенка;О! для чего мне нельзя и подумать:Звезды, вы ясны, как счастье мое!Чем ты несчастлив? —Скажут мне люди.Тем я несчастлив,Добрые люди, что звезды и небо —Звезды и небо! — а я человек!..Люди друг к другуЗависть питают;Я же, напротив,Только завидую звездам прекрасным,Только их место занять бы хотел.
(«Небо и звезды»)Свое одиночество он приравнивает к звездному одиночеству во вселенной. Свою ненужность в этом мире сравнивает со звездной:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
