Игорь Оболенский - Близкие люди. Мемуары великих на фоне семьи. Горький, Вертинский, Миронов и другие
Через три дня я обещал еще раз навестить его. Пришел. Там уже какая-то суматоха была, доктора бегали. Я зашел, глянул на Сергея — такие испуганные глаза у него были. А вскоре он их вдруг закрыл. Я вышел из палаты, чтобы узнать, в чем дело. И доктор сказал мне, что, к сожалению, Параджанов впал в кому. Потом он уже в себя и не пришел, хотя еще дня три-четыре находился в госпитале. Так что фактически он умер в Париже. А затем его, подключенного к аппарату, доставили в Армению. И там уже наступил физический конец.
Очень жаль, что фильм «Исповедь» так и не состоялся. Софико должна была играть его мать. Наверняка получилась бы яркая работа.
У Софико и Параджанова были отношения, как у брата и сестры, и даже больше. Все друг про друга знали.
Сережа вообще очень открытый был, веселый, очень добродушный.
Сегодня его коллажи стоят баснословных денег. Многие пытаются на нем заработать. Я никогда об этом не думал, воспринимал его просто как очень талантливого человека. А он и сам знал, что после смерти будет очень почитаем.
Вообще каждый человек знает свой потенциал, особенно художник. Не верьте, когда кто-то говорит, что не знает. Лучший себе судья — это сам человек. Если он не дурак, конечно.
* * *На тот месте, где дед построил дом, раньше был лес. Сюда приезжали гулять тбилисцы. Город на этом месте заканчивался. Район называется Варазисхеви, это был уже пригород.
Миша и Верико где-то в лесу поцеловались, и буквально на этом месте появился дом. Дедушка обещание сдержал. Оказался человеком слова.
Дед был хорошим режиссером, снимал исторические фильмы, в том числе и о Сталине. Когда я рос, уже все было известно об этом человеке. Но я никогда не говорил деду, даже в пылу юношеского максимализма, как он мог прославлять Сталина, мол, неужели не понимал. Никогда. Я не считал себя в праве это делать, во-первых. А во-вторых, хорошо понимаю ту эпоху и тех людей искусства, которые жили и творили в то время.
Они верили. Это, конечно, было странно. Знали же про жертвы, про то, что вокруг происходит, про страх. Но при этом искренне верили.
А бабушка, наоборот, антисталинисткой была. Случались ли у них из-за этого с дедом какие-то стычки — неизвестно. При нас ничего такого не происходило. Хотя мама рассказывала — бывало. Она сама ненавидела и Сталина, и Берию.
У бабушки и дедушки было самое главное — любовь. И уважение к таланту друг друга.
Я читал их переписку. Миша ведь одно время работал в Москве.
О чем были письма? Военное время стояло, что тогда они могли написать? Самые простые вещи. Например: «Миша, пришли гречиху». Главным было — сохранить себя и детей. Чтобы выжить.
Бабушка писала деду, что Софико начала играть на рояле, хорошо учится, изучает английский язык.
А вот когда деда не стало, Верико начала писать ему совсем другие письма.
Она была закрытым человеком. Не выговаривалась с нами, а все свои переживания и мысли доверяла бумаге и писала, писала все время.
Не знаю, где эти письма, я должен найти. Мама говорила, что находила что-то, но многое уничтожила сама Верико…
А какое пронзительное письмо Верико написала Фаине Раневской. Как хорошо, что оно сохранилось.
(не могу не привести здесь текст этого блистательного и трогательного послания великой актрисы:
«Дорогая моя, любимый друг, Фаина! Вы единственная, кому я писала письма, была еще Меричка — моя сестра, но ее уже давно нет, сегодня нет в живых и вас, но я все-таки пишу вам — это потребность моей души. Думая о вас, прежде всего вижу ваши глаза — огромные, нежные, но строгие и сильные — я всегда дочитывала в них то, что не договаривалось в словах. Они исчерпывали чувства — как на портретах великих мастеров. На вашем резко вылепленном лице глаза ваши всегда улыбались, и улыбка была мягкая, добрая, даже когда вы иронизировали, и как хорошо, что у вас есть чувство юмора — это не просто хорошо, это очень хорошо — ибо кое-что трагическое вы переводите в состояние, которое вам нетрудно побороть, и этому помогает чувство юмора, одно из самых замечательных качеств вашего характера. Фаина, моя дорогая, никак не могу заставить себя поверить в то, что вас нет, что вы мне уже не ответите, что от вас больше не придет ни одного письма, а ведь я всегда ждала ваших писем, они нужны были мне, необходимы… Я писала вам обо всем, что радовало, что огорчало. И я лишилась этого чудесного дара дружбы с вами, лишилась человека с большим сердцем. Моя дорогая, очень любимая Фаина, разве я могу забыть, как вы говорили, что жадно любите жизнь! Когда думаю о вас, у меня начинают болеть мозги. Кончаю письмо, в глазах мокро, они мешают видеть. Ваша всегда Верико Анджапаридзе».)
Я, кстати, очень хорошо помню Раневскую. Бабушка всегда меня к ней водила, когда ездила на гастроли в Москву. Я обожал Фаину Георгиевну. В ее квартире бывал несколько раз. Маленький был, но она общалась со мной, как с равным, шутила, играла. Она вообще была потрясающе веселый человек.
Они с бабушкой дружили. Раневская с ума сходила по Верико, ценила ее, как драматическую актрису. Верико в Москве всегда такое отношение встречала от великих театральных старух — Гоголевой, Яблочкиной, других легенд. Все к ней как к мэтру относились.
* * *Не скажу, что Верико была очень верующим человеком. В храм не ходила. А дома иконы были, конечно.
Расскажу одну историю. Когда ее сын Рамаз (у него был рак) умер, бабушка вынесла все иконы из комнаты. Но она очень симпатизировала нашему Католикос-Патриарху Илие Второму. Он тогда был совсем молодой. Помню, как он приходил к бабушке. Беседовал с ней, хотел, чтобы она вновь уверовала.
И лет через 5–6 после смерти Рамаза иконы начали снова появляться в ее комнате. Уже незадолго до ее собственной смерти.
Илия Второй по-доброму вспоминает Верико. Когда со мной встречается, все время напоминает о бабушке. Он сам и отпевал ее. В том самом доме, что построил дед.
Нас с братом крестили, когда дедушка умер. По традиции, когда дома покойник, те, кто не крещен, должны креститься. В тот день забрали в церковь меня, брата и моего отца, который тоже был некрещеный.
И крестили всех троих в соборе Сиони. Крестной матерью Сандрика стала Нани Брегвадзе, отца крестил Авто Варази, знаменитый художник. (Авто сыграл роль Пиросмани в одноименном фильме Георгия Шенгелая. — Примеч. И.О.)
А меня крестил Ираклий Меладзе. Такой знаменитый боксер был, чемпион Советского Союза. Ираклий был очень близким другом отца.
У деда были большие похороны. Гроб выносили из Дома кино. Помню, полгорода его провожало в последний путь. Михаила Чиаурели очень любили, а его фильмы смотрят и сегодня, они поистине народные. Чего стоит одна только лента «Рац гинахавс вегар нахав» (в переводе с грузинского «Что раз увидел, больше не увидишь». — Примеч. И.О.)
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});