Игорь Зимин - Императорская кухня. XIX – начало XX века. Повседневная жизнь Российского императорского двора

Такая же практика сохранялась при заграничных поездках императора. Все продукты, по возможности, везли с собой. За ценой не стояли, поскольку речь шла о безопасности первых лиц страны. Правда, бывали и причуды. Так, жена Николая I императрица Александра Федоровна высоко ценила невскую воду, которую ей возили специальные курьеры даже в Ниццу[194].

Поскольку кроме императрицы Александры Федоровны невскую воду за границу никто не выписывал, то об этом эпизоде несколько подробнее. В августе 1845 г. императрица Александра Федоровна в сопровождении дочери выехала на лечение в Палермо. Местная вода ей категорически не понравилась. Поэтому, по свидетельству мемуаристов, из Петербурга каждый день особые курьеры привозили бочонки невской воды, уложенные в особые ящики, наполненные льдом. Зная это, многие жители Ниццы старались добыть разными путями хоть рюмку невской воды, чтобы иметь понятие о такой редкости. Опытные курьеры прихватывали с собою лишний бочонок и распродавали его воду стаканами и рюмками, чуть не на вес золота[195].

К. Робертсон. Императрица Александра Федоровна. 1840–1841 гг.

В Италии российская императрица жила на широкую ногу. Кроме привозной невской воды, в Палермо из России выписали печников, те поставили печи, в которых «русские пекари выпекали наш хлеб, ничто не должно было напоминать Мама, что она вдалеке от России»[196]. При Александре Федоровне в Италии ежедневно накрывались столы на несколько сотен человек, а гости могли унести с собой весь столовый прибор, в том числе и серебряный стаканчик с вырезанным на нем вензелем императрицы. Подобное могла себе позволить только Александра Федоровна, которой Николай Павлович не отказывал ни в чем, а императрица Александра Федоровна мало в чем себя ущемляла. И хотя у нее рано начались проблемы с желудком, блюдо из дикой козы с брусникой оставалось ее любимым[197].

Справедливости ради надо сказать, что приведенный выше эпизод – типичный образчик мемуарного мифотворчества. Невскую воду в Италию не возили, это были не более чем слухи, поскольку в 1830–1840-х гг. в Петербурге свирепствовали эпидемии холеры и в императорском дворце вода (невская, конечно, как и сегодня) подвергалась тщательной очистке. Фрейлина императрицы М. П. Фредерикс, ссылаясь на приведенный выше эпизод с «бочонками невской воды», утверждала, что «бочонки с невской водой не присылались из Петербурга – ее никогда в рот не брала, живя даже в Петербурге. Ее величество употребляла постоянно зельтерскую воду – здоровья ради»[198].

Находясь вне резиденций, монархи по возможности, если это не нарушало приличий, старались «чужого» не есть. Эта практика сложилась еще в XVIII в. Так, в 1826 г. императрица Мария Федоровна, находясь на экзамене в Екатерининском институте, позавтракала блинами, поскольку была Масленица. По свидетельству мемуаристки, «этот завтрак привозился придворными кухмистерами, и блины точно пекли на славу во дворце»[199].

Возвращаясь к «продовольственной безопасности» первых лиц, можно утверждать, что в период первой русской революции (1905–1907 гг.) усилили контроль за приготовлением пищи, подаваемой к императорскому столу. Прямых указаний на это нет, но есть упоминания о том, что у Николая II было «собственное» спиртное, которое никому за столом не предлагалось. Так, на «Штандарте» он пил только сливовицу, которую ему присылали из Польши, из имения великого князя Николая Николаевича (Мл.). Во время обеда перед царем стояла бутылка «собственного Его Императорского Величества портвейна», из которой наливали только царю[200]. Вместе с тем мемуаристы в один голос утверждают, что они не помнят «случая, когда бы Императорскому Величеству подавали что-либо отдельно от того, что полагалось всем»[201].

По традиции, все императоры снимали пробы из котла с солдатской пищей. В Александровский дворец такие «пробы» приносили ежедневно, по очереди от различных подразделений охраны. Естественно, по русской традиции, это были не простые пробы. По свидетельству мемуариста, для пробы все бралось «с общего котла, но с хитрецой. В серебряные царские судки добавлялись разные специи, все сдабривалось сметаной, подливой, и, безусловно, матросские щи выглядели уже первоклассно»[202]. Примечательно, что судки с «царской пробой» пломбировались.

После переезда семьи Николая II на постоянное жительство в Александровский дворец Царского Села там наладили жесткую систему охраны императорской резиденции, особенно внутренней. Среди постов охраны внутри дворца важное место занимал пост № 1, находившийся в подвале дворца при спуске в тоннель, соединявший дворец с кухонным корпусом. Поскольку через него за день проходило множество людей, там ввели жесткую пропускную систему. Она включала в себя необходимость записи всех дворцовых служителей в постовую книгу. В книге не только указывалось время прихода и ухода придворных служителей, но и их всех при входе и выходе из дворца обыскивали. Указывалось, куда и к кому пришедший направляется. Указывалось имя сопровождающего. Служащие дворца предъявляли пропуска с фотографиями, заверенными дворцовой полицией. На пропускном пункте был алфавитный список всех дворцовых служащих с указанием номеров фотокарточек. На этом посту дежурили семь «присмотрщиков», которые выходили на звонки внутренних постов и докладывали обо всем дежурному офицеру. Столь жесткая процедура начисто исключала проникновение в Александровский дворец потенциальных террористов через кухню и тоннель.

Вместе с тем при Императорском дворе произошло несколько трагических эпизодов, напрямую связанных с императорской кухней. Например, после традиционного торжественного обеда, устроенного для георгиевских кавалеров в Зимнем дворце 26 ноября 1895 г., погибли 63 человека, причем «одни из заболевших умирали так быстро, другие же так скоро переходили в алгидную форму, что… их не успели даже опросить»[203]. Немедленно образовали комиссию во главе с лейб-медиком Ф. А. Рощининым. Члены комиссии осмотрели все помещения Зимнего дворца, где находились с момента прибытия георгиевские кавалеры. Тщательно проверили воду во всех кранах дворца. Анализ позволил исключить ее как фактор заражения, хотя «она по анализу дала огромный процент органических веществ». В результате комиссия пришла к выводу, что причиной трагедии стали рыбные блюда, подававшиеся на празднике, способ их приготовления не выдерживал «самой снисходительной критики». В рыбе содержался рыбный яд, а кроме этого, выявили «холерный яд еще не погасшей холерной эпидемии в Петербурге».