Лубянская империя НКВД. 1937–1939 - Жуковский Владимир Семенович
Что убийство одного или тысяч людей не было для Сталина ни в коей мере моральной проблемой, — этого, кажется, не отрицает ни один из серьезных исследователей. Такой подход дал возможность Сталину простейшим образом «решить вопрос» о судьбе многих тысяч польских офицеров, оказавшихся в советском плену после раздела Польши 1939 года: он приказал их уничтожить. Вместе с тем данный факт еще не позволяет судить об эмоциях, которые ощущал диктатор, подписывая расстрельный приказ. Никаких эмоций? Так не бывает.
Несправедливо рисовать Кобу бездушным калькулятором. При своем личном своеобразии он был живым человеком, и в качестве такового смело может быть назван душегубом. Всегда готовым к убийству, нацеленным на него, свирепствующим при каждом удобном случае, притом в масштабах, далеко выходящих за рамки какой бы то ни было целесообразности. Так волк, зверь хитрый и осмотрительный, проникая в овчарню, с огромным подъемом режет овец направо и налево.
Известная «подозрительность» Сталина есть всего лишь производная от его людофобии, а не наоборот. Не так-то глуп был «хозяин», чтобы искренне верить в измену Блюхера или шпионаж Бабеля.
Без гипотезы о людоедской натуре Сталина многие его акции объяснить, на мой взгляд, невозможно. Допустим, высшие командиры РККА уничтожались потому, что по опыту гражданской войны не могли не знать истинной цены полководческому «гению» генсека. Но зачем же распространять кровавый покос вплоть до командиров рот?
Большой террор 1937–1938 гг. превратил многомиллионный народ — насколько это вообще мыслимо — в безмолвную массу покорных и угодливых исполнителей. Но разве пускай наполовину меньший размах репрессий и ГУЛАГа привел бы к иному результату?
Конечно, Николая Вавилова вождь и учитель ненавидел. Могло ли быть иначе, ведь рядом с этим великолепным академиком универсальный корифей науки чувствовал себя — не мог не чувствовать — полным ничтожеством, по крайней мере, как ученый. Куда как выгоднее вписывался в придворный интерьер пигмей Лысенко. И вот Вавилова приговаривают к смерти. Кто это сделал — трезвый политик, даже совершенно аморальный, или дорвавшийся до неограниченной власти душегуб?
В общем, не пожелал Сталин смягчить режим террора применительно к специалистам внешней разведки. Возможно, плохо знал цену их квалификации. Ничего удивительного. Например, по воспоминаниям маршала Василевского2 Сталин на первом этапе Отечественной войны полагал, что для работы в штабе следует выбирать таких офицеров, которые «не годятся на фронте». Кроме того, Сталин некоторым образом ставил себя выше фактов. Именно поэтому разведдонесения отсортировывались (а иногда и составлялись) в угодном вождю духе. Отсюда и то презрение, с которым Сталин отнесся к агентурным данным, где точно был указан день начала Отечественной войны.
Различные авторы едины в том, что сталинские репрессии нанесли советской внешней разведке колоссальный ущерб. Так, в предисловии к книге37 Т. Гладков пишет: «…было уничтожено до семидесяти процентов советских разведчиков как в центральном аппарате НКВД и Наркомате обороны СССР, так и работающих за кордоном, в том числе золотой элиты разведки — нелегалов». Автор19, касаясь разведслужбы НКВД, указывает: «В результате «чисток» в 30-х годах по советской разведывательной службе был нанесен сокрушительный удар: из 450 сотрудников (включая загранаппарат) было репрессировано 275 человек, то есть более половины личного состава»
Отдел номер двенадцать
Начнем издалека. На показательном процессе 1938 г. (Бухарин и другие, в том числе Ягода и его личный секретарь Буланов) в ходе своих показаний «Буланов стал описывать специальную лабораторию по ядам, основанную будто бы Ягодой под его личным наблюдением. Буланов заявил, что Ягода «исключительно» интересовался ядами. Сейчас распространено мнение, что подобная лаборатория могла существовать на деле (до революции Ягода был фармацевтом)»20.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})«Токсикологическая лаборатория была создана в 1921 году при Председателе Совнаркома В.И. Ленине… и именовалась «Специальным кабинетом»… Научно-исследовательские работы по тематике лаборатории проводились специалистами Института биохимии, возглавляемого академиком Бахом»19. Обратимся к показаниям отца от 31 мая 1939 г.
«В середине 1937 г… я был назначен начальником 12 отдела, т. е. отдела оперативной техники. В состав отдела по распоряжению Ежова были переданы некоторые отделения… в том числе специальная химическая лаборатория на Мещанской улице. До перехода… в состав 12-го отдела руководителями этой лаборатории были сотрудники НКВД… Серебрянский и Сыркин. Начальником лаборатории был назначен мною инженер-химик Осинкин…
По заданию зам. наркома комкора Фриновского задачей лаборатории должно было быть;
Изучение средств диверсионной работы, снотворных средств, ядов и методов тайнописи для целей оперативной работы. По распоряжению Фриновского был также установлен порядок пользования указанными средствами для оперативной работы… оперативный отдел, который желал для своих целей получить, например, снотворное средство, мог его получить только с санкции наркома или зам. наркома — начальника ГУГБ. Этим отменялся ранее существовавший порядок, по которому средствами лаборатории могли пользоваться… по усмотрению начальника лаборатории…
При передаче лаборатории в ведение 12-го отдела выяснилось, что в ее составе было всего 2 научных работника, оба беспартийных, и что никакой серьезной разработки средств для оперативной работы не велось. В связи с этим при помощи аппарата ЦК ВКП(б) были получены 3 научных работника — инженер Осинкин и доктор Майрановский, оба члены партии и еще один комсомолец, фамилии его не помню. Кроме того, для работ в лаборатории были использованы заключенные проф. Либерман по зажигательным средствам и инженер Горский по отравляющим веществам.
По просьбе спецгруппы Серебрянского и с разрешения Фриновского велась разработка химического средства, способного быстро воспламенить сырую нефть. Эту работу вел заключенный профессор Либерман, опыты производились на опытной станции Пожарного управления по шоссе Энтузиастов.
По заданию иностранного отдела в лице бывшего начальника отдела Слуцкого и с разрешения Фриновс-кого велась разработка снотворного средства. Работу эту вел указанный выше сотрудник комсомолец.
По заданию того же иностранного отдела и с разрешения Фриновского велась разработка яда. Работу эту вели сотрудники Щеголев и доктор Майрановский.
Непосредственное руководство лабораторией, а также хранение и выдача средств, с разрешения руководства наркомата, т. е. Ежова и Фриновского, были возложены мною на моего зама капитана Алехина, у которого хранились также и ключи от шкафов лаборатории. Помню, что ко мне обратились Алехин и начальник лаборатории Осинкин с вопросом о том, что в работе лаборатории имеются уже некоторые результаты и что необходимо обязательно проверить на опыте действие подготовленных лабораторией зажигательного средства для нефти, а также действие снотворного и яда.
Мною было это доложено зам. наркома Фриновско-му, который разрешил испытание зажигательного средства, что и было произведено при моем участии на опытном поле Пожарного управления. Что касается снотворного и яда, Фриновский, помню, сказал мне, что он поговорит с Ежовым и даст ответ. Через некоторое время Фриновский мне сообщил, что имеется указание Ежова на испытание указанных средств на осужденных к высшей мере и что Цесарскому, нач. 1-го спецотдела, Ежовым дано соответствующее указание. На мой вопрос Цесарский подтвердил это. Мною было поручено Алехину осуществить опыт в двух или трех случаях, договорившись с Цесарским о времени и месте. Опыты были произведены под руководством Алехина и при участии доктора Майрановского и составлены соответствующие акты. По данным этих актов помню, что в двух или трех указанных случаях опыты дали смертельный исход. Кто именно намечался для совершения опыта, сказать не могу, так как этот выбор из числа осужденных к высшей мере находился в ведении исключительно Цесарского, у кого я фамилий не спрашивал, и который мне и, насколько помню, Алехину также этих фамилий не называл. Опыты, как указано выше, были заактированы, подписаны Алехиным и доктором Майрановским и доложены Фриновскому. В бытность мою начальником 12-го отдела, т. е. в течение 5–6 месяцев, припоминаю, что таких опытов было 2 или 3. Инициатива их постановки и мотивировка их необходимости принадлежала инженеру Осипкину, доктору Майрановскому и капитану Алехину. Непосредственно руководил опытами капитан Алехин. Насколько припоминаю, в бытность мою начальником 12 отдела ни одного случая выдачи какому-либо отделу или сотруднику яда для оперативных целей не имело места. Припоминаю только один случай, когда начальник иностранного отдела обратился за получением для нужд иностранной работы яда, но с определенностью сейчас не могу сказать, был ли ему этот яд выдан или нет. Опытов по отравляющим средствам, разрабатывавшимся инженером Горским, при мне никаких не велось».
