Зигмунд Фрейд и Карл Густав Юнг. Учения и биографии - Валерий Моисеевич Лейбин
Коршун или гриф
О каком детском воспоминании Леонардо да Винчи могла идти речь у Фрейда? Какое инфантильное воспоминание оказало столь сильное воздействие на итальянского живописца, что оно нашло отражение в его художественном творчестве несколько десятилетий спустя?
Фрейд обнаружил такое воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве, которое содержалось в его научных записях о полете коршуна. Оно сводилось к тому, что итальянский художник вспомнил, будто в младенческом возрасте, когда он лежал в колыбели, к нему спустился коршун, открыл уста своим хвостом и много раз толкнул им в его губы. Обратив внимание на описанную сцену, Фрейд пришел к выводу, что данное воспоминание Леонардо было не чем иным, как образованной позднее, но перемещенной в детство его фантазией.
В интерпретации Фрейда за фантазией Леонардо да Винчи о коршуне скрывается воспоминание о сосании им материнской груди. Данная фантазия рассматривается им как кормление грудью матери, где мать заменена коршуном, что может находить свое подтверждение в священных текстах древних египтян, изображавших божество-мать в виде коршуна и называвших эту богиню «Мут» (фонетическое сходство со словом «мать»).
За фантазией о коршуне Фрейд усмотрел силу эротических отношений между матерью и ребенком, где описание того, как коршун много раз толкнул младенца в губы, означало, что мать страстно целовала уста своего сына, и, следовательно, за фантазией стоят воспоминания Леонардо да Винчи о кормлении грудью и о поцелуях матери. Именно это воспоминание, как яркое впечатление детства, отразилось впоследствии в картинах Леонардо да Винчи, на которых запечатлена пленительная и загадочная улыбка, затаившаяся на губах многих женских образов.
Позднее некоторые исследователи обратили внимание на то обстоятельство, что рассмотрение художественного творчества Леонардо да Винчи через призму психоаналитической интерпретации его воспоминания о сцене с коршуном в детстве основывалось на таких фактологических погрешностях, которые ставили выводы Фрейда под сомнение.
Речь шла о допущенной при переводе с итальянского языка на немецкий ошибке, когда вместо грифа появился коршун и основатель психоанализа апеллировал к египетским иероглифам той птицы, которая соотносилась с богиней Мут (mutter – мать), в то время как если бы он отталкивался от правильного перевода (не коршун, а гриф), то его психоаналитические построения лишались бы историко-мифологического обоснования.
Однако даже тогда, когда несколько лет спустя после написания работы «Воспоминание Леонардо да Винчи о раннем детстве» Фрейду указали на лингвистическую ошибку, он не стал пересматривать свою предшествующую трактовку о решающей связи инфантильных переживаний ребенка с изображением загадочной улыбки мадонн на полотнах итальянского художника.
Не исключено, что Фрейду не хотелось вносить поправки в ту интерпретационную работу, которая не только импонировала ему самому, но и воспринималась многими психоаналитиками как изящно осуществленная и прекрасно иллюстрирующая психоаналитические идеи.
Не последнюю роль сыграло, видимо, и то обстоятельство, что лингвистическая ошибка выявилась в то время, когда у Фрейда был обнаружен рак и, следовательно, ему было не до того, чтобы вносить какие-либо коррективы в ранее осуществленную им интерпретационную деятельность.
Как бы там ни было, но гипотетические построения в работе о Леонардо да Винчи были столь изящными и настолько искусно вписывались в общую канву психоаналитического подхода к выявлению связей между матерью и ребенком, с одной стороны, переживаниями детства и творческой деятельностью взрослого человека, с другой стороны, что, по сути дела, Фрейд не мог отказаться от того, что представлялось ему ценным с точки зрения эвристической значимости психоанализа. Тем более что его отношение к работе о Леонардо да Винчи было более чем благосклонным, в отличие от некоторых других книг, по поводу публикации которых он испытывал неудовлетворение.
На протяжении всей своей исследовательской и терапевтической деятельности Фрейд придавал особое значение воспоминаниям детства. Он исходил из того, что удерживающееся в памяти человека всегда представляется самым значительным в его жизни или уже в период младенчества, или под влиянием более поздних переживаний.
При любом психоаналитическом исследовании какого-либо жизнеописания удается обнаружить значение самых ранних детских воспоминаний. Именно это подчеркивалось Фрейдом, когда семь лет спустя после публикации работы о Леонардо да Винчи он рассмотрел одно детское воспоминание из «Поэзии и правды» Гёте, в котором тот описывал, как в младенческом возрасте (до четырех лет) швырял из окна горшочки и тарелки, испытывая при этом восторг от того, что они разлетались на мелкие кусочки.
Размышляя по этому поводу в работе «Детское воспоминание из “Поэзии и правды”(1917), основатель психоанализа писал:
«Как правило, то воспоминание, которому рассказывающий отводит решающую роль, с которого он начинает исповедь своей жизни, и оказывается самым существенным, таящим в себе ключи к тайникам его душевной жизни».
Подобный ключ к пониманию жизни и творчества Леонардо да Винчи Фрейд как раз и усматривал в воспоминаниях итальянского художника о детской сцене с коршуном.
Интересно отметить одно любопытное обстоятельство.
Познакомившийся с работами Фрейда в 1908 году и в дальнейшем использовавший психоаналитические идеи в своей деятельности, протестантский пастор Оскар Пфистер усмотрел в луврской картине «Святая Анна с Марией и младенцем Христом» нечто такое, что несомненно импонировало основателю психоанализа. Он увидел в одеянии Марии контур коршуна, как символ материнства, и отметил загадочность картины, в которой накинутый на Марию странным образом платок одним концом, напоминающим хвост птицы, как бы направлен в рот младенца, как это имело место в детской фантазии Леонардо да Винчи.
В свою очередь швейцарский психотерапевт Карл Юнг, восхищавшийся фрейдовской работой о Леонардо да Винчи в то время, когда он был еще увлечен психоаналитическими идеями Фрейда, также увидел в луврской картине изображение коршуна. Но в отличие от Пфистера, он усмотрел клюв коршуна в другом месте, в районе лобка.
Это свидетельствует о том, какие новые возможности открываются перед человеком при восприятии реального мира, когда он смотрит на него иными глазами по сравнению с теми, кто не знаком с психоаналитическими идеями. Но это может служить также наглядной иллюстрацией того, как и каким образом разделяемые человеком идеи оказывают воздействие на его визуальное восприятие внешних объектов, включая произведения искусства, и соответствующую интерпретацию их.
Карлик и великан
Одним из первых учеников Фрейда был сотрудничавший с ним на протяжении ряда лет Вильгельм Штекель (1868–1940).
Он родился в семье немецкоязычных ортодоксальных евреев. Его детство и юность прошли в Черновицах, в Буковине. По окончании средней школы Штекель отправился в Вену, где начал изучать медицину и приступил к медицинской практике. Обладая писательским даром, он публиковал статьи в газетах и медицинских журналах.
Фрейд
