Барбара Аутланд Бейкер - Арнольд и я. Жизнь в тени Австрийского Дуба

Когда утром зазвонил телефон и я взяла трубку, то услышала неуклюжие объяснения Арнольда по поводу его бессердечности. Я, конечно, понимала, что он пытается меня успокоить и в очередной раз воспользоваться моей сильной привязанностью к нему. Будучи не в силах преодолеть свою одержимость Арнольдом, я слушала его извинения.

– Мне так странно, что мой атец умер, но что я магу паделать? Я всегда был на ниго в абиде. Я хотел бы испытать боль от смерти атца, как и от патери Мейнхарда, но я уже полностью порвал все атношения с ними.

– Но как же твоя мать? – задала я ему вопрос.

– Я гаварил с ней и со сваими родственниками по телефону. Она сказала, что с ней все пудет нармально, и еще она валновалсь за мое калено. Ты же знаешь этих матерей!

Мне эта ситуация виделась несколько иначе: мать Арнольда только что похоронила своего мужа, с которым прожила двадцать семь лет в браке, и сейчас даже не может рассчитывать на единственного сына. Когда я спросила Арнольда, почему он не подлечил колено и заодно не повидался с родственниками, когда был недалеко от своего родного города, он промолчал. Я понимала, что мой вопрос излишен: Арнольд просто не хотел видеться ни с деспотичным отцом, ни даже со своей матерью.

Когда я поинтересовалась у Арнольда о том, какими они видит наши дальнейшие отношения, он ответил:

– Я тибя лублу, дарагая. Думаю, что тибе будет достаточно этаго.

Сделав глубокий вдох, я сделала попытку успокоиться: Арнольд остался верен себе и продолжал жить в своем собственном мире. Мне же пришлось наступить на горло собственной песне и смириться с тем, что в ближайшем будущем я не смогу добиться от Арнольда ничего нового.

Отложив в сторону наши планы относительно свадьбы, мы вплотную занялись коленом, которое Арнольд повредил на выступлениях. Судя по всему, связки были серьезно повреждены, но Арнольд хотел обойтись без хирургического вмешательства. Тем не менее хирургии настояли на проведении операции, и мне пришлось уговаривать себя поддержать Арнольда в эту трудную для него минуту. Я решила так: как только Арнольд полностью поправится, я уйду от него. Но стоило мне только вернуться к Арнольду на короткое время, пока шла операция и восстановление, как неведомая сила снова притянула меня к нему.

Оправившись после операции, Арнольд предложил хорошенько отметить наступающий 1972 год. Новый год решено было праздновать в отеле «Балтимор» в Санта-Барбаре, куда мы с Арнольдом незамедлительно отправились. Там нас уже поджидал его друг Пьер со своей девушкой, и, как обычно, все мои ожидания относительно веселого праздника пошли прахом. Вместо старой доброй новогодней ночи – с дудками и конфетти, поцелуйчиками под бой часов и тостами с пожеланиями вечной любви – Пьер предложил встретить Новый год в их номере. Арнольд предпочел поддержать предложение Пьера, и я здорово разозлилась на него за это. Мне пришлось забыть про свои новогодние фантазии и безо всякого желания волочиться за этой троицей в номер. По пути туда я потянула Арнольда за руку и прошептала:

– Почему бы нам не отпраздновать Новый год в нашем номере? Только ты и я?

– Давай папозже, – ответствовал Арнольд.

«Давай попозже» – все мои просьбы и желания Арнольд всегда оставлял на потом. Чувствуя, что троица друзей меня уже не замечает, я потихоньку выскользнула в коридор. Одинокая и грустная возвращалась я в наш холодный номер: никогда еще мне не приходилось чувствовать себя настолько покинутой, и снова тревожные мысли овладели мной. «Что же это за жизнь? Я люблю человека, который во мне нуждается, но он не умеет или не может отвечать мне взаимностью. Его пренебрежение сильно задевает меня, и я просто не знаю, как себя вести. Он просто использует и контролирует меня. Я для него просто кукла, которую он дергает за ниточки».

Я понимала, что больше не принадлежу себе, и мне оставалось лишь плакать от бессилия.

Когда Арнольд вернулся в наш номер, он застал меня забившейся в угол ванной, но не спешил войти ко мне. Его поведение лишь подстегивало мои и без того мрачные мысли о никчемности жизни. Я сидела на холодном полу и накручивала себя: «Ну, давайте же! Кто-нибудь, заберите мою ненужную жизнь». Эти суицидальные мысли настолько завладели мной, что я даже начала представлять, как непонятно откуда взявшийся нож входит в мое сердце. Мне ясно нарисовалась картина моей смерти и того, как Арнольд находит меня в ванной – бездыханную, окровавленную – и как в момент моего последнего вздоха он с ужасом осознает, какую прекрасную женщину он только что потерял.

Арнольд, конечно, не единожды видел меня плачущей и расстроенной, но в тот раз даже он понял, что произошло что-то из ряда вон выходящее. Когда он все же открыл дверь в ванную, то тихо и с участием спросил:

– Милая, что случилось?

Всхлипывая и размазывая слезы по лицу, я ответила ему:

– Я хочу умереть. Все, что я сейчас хочу, – это просто умереть. Я больше не хочу жить. Боже, мне бы сейчас нож. Я себя чувствую брошенной и нелюбимой. Я до сих пор не могу поверить, насколько же ты бесчувственный. Ты ведь заботишься только о себе! Но я-то забочусь не только о себе, но и о тебе. Зачем мне тогда жить? Мне не от кого ждать помощи, а от тебя – особенно.

Арнольд поднял и обнял меня. Крепко прижимая меня к себе, он стал меня успокаивать:

– Канечно, я лублу тибя, дарагая, и хачу, чтобы ты была щастлива. Ну пачему же тебя не устраевает то, как мы сейчас живем, Бар-бар-ха? Мы же так весело праводим время.

– Я не могу выйти замуж за тебя, но и не могу просто порвать с тобой. Меня уже все это достало. Я уже больше не верю в нас с тобой, но не могу жить без тебя. Что же мне делать, чтобы этот кошмар наконец-то закончился? – всхлипывала я у него на плече.

Находясь в состоянии крайнего отчаяния, я пыталась объяснить Арнольду, что не могу больше жить жизнью, полной лжи и сомнений. Тогда я хотела покончить жизнь самоубийством, но у меня под рукой не было подходящих средств, чтобы исполнить свой замысел.

Постепенно моя истерика прошла, и нам удалось даже немножко поспать и восстановить свои силы. Наступивший первый день нового года был не слишком радостным – ведь все мои старые обиды никуда, собственно говоря, не делись. Для того чтобы наши друзья не видели меня в расстроенных чувствах, я попросила Арнольда поговорить с ними и сказать, что мы вернемся домой отдельно от них. Арнольд очень тактично объяснил ситуацию Пьеру и уделил мне максимум внимания, чтобы вывести меня из депрессивного состояния.

Спорим с Арнольдом, 1972