Я врач! О тех, кто ежедневно надевает маску супергероя - Джоанна Кэннон
Мне посчастливилось две стажировки подряд провести в одном месте, однако в то утро все остальные младшие врачи поменялись, и на смену вышел новый врач. Я рассматривала его с кружкой кофе в руках, пока его представляли.
– Это доктор Смит, – сказал консультант. – Доктор Смит уже два года работает младшим врачом. Он опытнее доктора Джо.
Я застучала пальцами по подлокотнику своего стула, и по моей спине пробежала волна раздражения. Доктор Смит улыбнулся всем присутствующим в комнате. Он даже отвесил легкий поклон. Он был моложе меня лет на десять. На нем были белоснежная рубашка и туго завязанный галстук, а вокруг шеи болтался дорогой и очень блестящий новенький стетоскоп. Я подумала о пациентах за соседней дверью. О том, как все сложится.
На первой лекции в первый день в медицинской школе, когда нас поздравляли с началом пути в медицине, нам рассказали еще кое о чем – сейчас я бы поспорила, но какой-то смысл в этом да есть. Нам сообщили, что существуют два типа врачей: белые халаты и вязаные свитера. Те, кто любит науку, и те, кто любит людей. Те, кто назначает анализы и процедуры пациентам, и те, кто с ними разговаривает. Согласно этим (спорным) параметрам, я была свитером до мозга костей. Доктор Смит оказался прирожденным белым халатом. После выпускных экзаменов он сразу же пошел в медицинскую школу, по окончании которой стал врачом, а у меня на этом пути было множество остановок. В любом случае консультант был прав в том, что доктор Смит более опытный. В конце концов, он работал врачом на год больше меня.
Мы приступили к совместной деятельности. Когда поступали новые пациенты, я занималась сбором анамнеза, а доктор Смит брал анализы крови и делал ЭКГ. Днем я сидела в комнате отдыха, общаясь с пациентами, а доктор Смит в кабинете разбирался с бумагами. Иногда он выходил и какое-то время мялся у стены.
– Почему бы тебе не присоединиться? – предложила я как-то раз.
– Я не знаю, что им сказать.
– Им?
– Пациентам.
– Просто заведи обычный разговор.
Он нахмурился.
– Поговори о том, о чем стал бы говорить с любым другим человеком.
Он еще больше нахмурился.
Пациенты были для него загадкой. Проблема была в том, что вскоре они сами это поняли. Они стали придумывать себе всяческие физические недуги, чтобы привлечь его внимание, и, пока он их осматривал, рассказывали о своих психических проблемах. Они смеялись над его стетоскопом. Они частенько провоцировали его и забавлялись его неловкостью. Вскоре я перестала его спасать, отчасти потому, что он снова и снова сам рыл себе яму, а еще из-за странного чувства удовлетворения при виде того, как кому-то другому приходится быть темной лошадкой.
К моему стыду, чем больше доктор Смит испытывал трудностей, тем более уверенно я себя чувствовала в своей роли. К тому же он вполне мог бы спастись и сам. В конце концов, твердила я себе, он гораздо опытнее меня.
Через пару недель нам обоим назначили одного пациента для изучения.
Молодая женщина без каких-либо психических проблем в прошлом. Раньше она была очень тихой и сдержанной. Трудолюбивой. Друзей имела немного. Жила непримечательной и совершенно обычной жизнью. Тем не менее в одни очень сумасбродные выходные она, что было совершенно не в ее духе, угнала машину и уехала за много миль (без водительских прав) в незнакомый город на севере Англии, где принялась кричать на людей, разгуливая вокруг торгового центра и угрожая насилием всем, кто к ней приближался. Ее доставила полиция.
Женщина отказывалась с нами разговаривать.
Мы с доктором Смитом были весьма озадачены. Я пыталась с ней поговорить, однако каждый раз она просто уходила. Доктор Смит и вовсе не предпринимал никаких попыток. Она не разговаривала ни с персоналом, ни с другими пациентами и бо́льшую часть времени просто сидела в своей комнате и смотрела на стены. По словам ее родителей, в последние недели она стала более отстраненной, однако без какой-либо явной причины – ничего примечательного в ее жизни не произошло. У нас не было никаких ключей к разгадке.
Ее родители приезжали каждый день, помогая нам восстановить хронологию событий. Пациентка отказывалась говорить и с ними, иногда пересаживалась за другой стол, а порой смотрела мимо них в сторону сада. Тем не менее они продолжали приходить. Они приносили подарки и еду, а также всякие безделушки из дома, чтобы ей было комфортней.
– У тебя такие чудесные родители, – сказала я как-то, когда мы с доктором Смитом сопровождали ее обратно в палату, когда закончились часы посещения.
– Мои родители на самом деле не такие, – решительно заявила она.
Я бросила взгляд на доктора Смита.
– Тебе не кажется, что странно такое услышать? – несколько минут спустя мы с доктором Смитом сидели в кабинете.
– Не особо, – ответил он.
– «Мои родители на самом деле не такие», – повторила я. – Какая-то странная формулировка.
– Наверное, она имела в виду, что они притворяются перед нами.
– Но звучало совершенно не так, – сказала я.
На следующий день я пришла на обсуждение пациентов. Весь предыдущий вечер я просматривала учебники в поисках ответа, и мне казалось, что я его нашла. Я начала объяснять свою версию, не успев снять пальто.
– Я знаю, что с ней, – сказала я, запутавшись в рукаве. – Я все поняла!
Мой консультант удивленно приподнял бровь. Даже доктор Смит приподнял бровь. Я рассказала про то, как она говорила о своих родителях. Про использованные ею странные слова.
– Думаю, у нее синдром Капгра! – триумфально воскликнула я.
Мои слова повисли в тишине.
Синдром Капгра – это бредовое расстройство, при котором человек думает, что кого-то из его близких – супруга, родителя, ребенка – заменили кем-то другим. Кем-то, кто выглядит и
