Милош Форман - Круговорот

Несколько дней я боялся возвращать ружье Пепику, а он был слишком трезв и тоже боялся спросить о нем. Однако владение огнестрельным оружием считалось в Чехословакии серьезным политическим преступлением, и Пепик имел на него право только потому, что числился на своей работе благонадежным членом милиции, военизированной дружины партийцев. Я не хотел, чтобы ружье вернулось к Пепику, но понимал: если вдруг его найдут у меня в комнате, у меня будут крупные неприятности, поэтому нужно что-то предпринимать.

Я чуть ли не всю ночь караулил Пепика, чтобы поймать его по дороге на работу. Я настиг его в коридоре. Он был трезв и не хотел смотреть мне в глаза.

— Пепик, я не знаю, помните вы или нет, но вы пришли ко мне вот с этим, — сказал я и показал ему ружье. Он взглянул на меня, взглянул на ружье и снова опустил глаза.

— А, да, да, — пробормотал он. — Спасибо.

Он взял ружье и поспешил прочь, и больше мы никогда не разговаривали на эту тему.

С годами пьянство Пепика стало серьезной помехой для его карьеры. Его понижали в должности, он зарабатывал все меньше и вместо водки стал пить дешевое вино. Впрочем, более крепкие напитки ему теперь не требовались.

К тому времени, когда Пепик встретил свою будущую жену, у него уже с утра тряслись руки. Женщина была не первой молодости, но она была беременна, и ей нужен был отец для будущего ребенка. В один прекрасный день Пепик выехал из комнаты, и министерство опять превратило ее в кабинет.

Брешь в супружестве

Со временем мы с Яной перестали чувствовать себя счастливыми в нашем кабинете. Мы забыли, что значит, когда тебя караулит свихнувшаяся хозяйка, и стали поговаривать об увеличении семейства, но комната со сквозняками, без элементарной раковины, да еще с пишущей машинкой за стеной мало подходила для ребенка, и мы решили бросить все силы на поиски настоящей квартиры.

Наша кампания показала, что мы не обладали инстинктами, которые помогли бы выжить в социалистическом обществе, хотя начало ее было обнадеживающим: Малер сумел убедить министра, что первая леди чешской киноиндустрии и ее перспективный муж-сценарист заслуживают собственной ванной комнаты, и Кахуда организовал нам встречу с Вацлавом Копецким.

Крикливый пьяница, который смотрел «Гильду» с Ритой Хейуорт в главной роли на праздновании Первого мая у Фрейки, был теперь заместителем премьер-министра и мог распоряжаться ключами от квартир. Он оставался самой колоритной фигурой среди коммунистических лидеров, особенно славились его горячие, страстные речи.

— Народ постоянно спрашивает меня: «Каким будет коммунизм, когда мы придем к нему?» Прежде всего, товарищи, все будет автоматизировано! Вы подойдете к автомату, нажмете кнопку, и оттуда выскочит кусок жареной свинины с клецками и кислой капустой. Вы нажмете другую кнопку, и польется холодное пиво. Еще одна кнопка — и вы получите обувь, одежду, все остальное. И мы поставим такие автоматы на каждой улице в каждом городе! И в каждой деревне! В каждом забытом уголке страны, товарищи!

Товарищи ошалевали и разражались долгими аплодисментами.

Копецкий пригласил нас с Яной в гостиницу «Эспланад», где мы могли бы обсудить наши квартирные проблемы во время полуденного перерыва в заседании Национального собрания, располагавшегося неподалеку. Он пришел со своим секретарем, Ладой Штоллом, и двумя телохранителями; выглядел он бледным и взмокшим. Его голова покоилась на нескольких складках плоти, он задыхался при разговоре, то есть все время, потому что из пятнадцати минут, проведенных с нами в отдельном салоне, он не умолк ни на мгновение.

Он даже не взглянул в мою сторону. Ясно, что я был никем, просто случайным придатком, не стоящим внимания. Время от времени Копецкий поглядывал на Яну, которая нарядилась в лучшее платье и выглядела просто потрясающе, но и с ней он тоже не разговаривал. Он обращался только к Штоллу, как делал это в течение многих лет, и эти длинные монологи позволяли ему уберечься от ненужных вопросов.

— Ну вот, Лада, это товарищ Брейхова, видите? — начал объяснять Копецкий своему верному соратнику. — Именно она снималась в том фильме, который мы продаем во все страны…

— «Волчья яма», — сказал Штолл.

— Да, Лада, да! И к тому же она из рабочей семьи!

Копецкий, конечно, видел Янины фильмы. Он говорил о них пятнадцать минут, а потом внезапно повернулся и ушел. Это было так неожиданно, как если бы ему вдруг захотелось в туалет. Уже почти за дверью он оглянулся и бросил Штоллу через плечо:

— Лада, так останься и обсуди все это здесь с товарищем Брейховой.

И все.

— Хорошо, товарищи, — сказал Штолл, которому явно не хотелось прикрывать тылы. — Кто-нибудь из моего аппарата вам позвонит.

И он тоже ушел. Нам с Яной нечего было ответить нашим высоким собеседникам, и мы не знали, что и думать.

Спустя два месяца, когда мы уже совсем отчаялись дождаться выполнения обещания Штолла, наш телефон вдруг зазвонил:

— Говорит майор Слунцкий. Давайте обсудим вопрос о вашей квартире, товарищи.

Он сказал, что хотел бы встретиться с нами в баре гостиницы «Амбассадор». Странное место для такой встречи! Оно пользовалось дурной славой притона торговцев оружием из стран «третьего мира», растленных западных туристов, а также подпольного при коммунизме мира сутенеров, проституток, фарцовщиков, валютчиков и контрабандистов, которым, чтобы заниматься своим делом, необходимо было становиться полицейскими информаторами.

Мы помылись, я побрился, мы опять надели выходные костюмы. Когда я ввел Яну в темный бар, все сутенеры глазели на нее, а все проститутки — на меня.

Майор Слунцкий оказался низеньким широкоплечим мужчиной в военной форме, лучившимся нервной энергией. Во время первых ничего не значащих фраз его глаза так и рыскали по комнате. Казалось, что он не может сконцентрировать взгляд ни на Яне, ни на мне. Мы вздохнули с облегчением, когда он наконец вытащил из модной папки большую анкету. Мы с готовностью ответили на самые подробные вопросы. Майор потратил час на эту бумажную работу, он записал все, включая девичьи фамилии наших бабушек по матери, потом сунул бумагу в папку, застегнул «молнию» и встал.

— Как вы расцениваете наши шансы, товарищ майор? — спросил я.

— Неплохие, — ответил майор. — Я не вижу никаких препятствий. С другой стороны, вы знаете, положение с жильем ужасное… но я посмотрю, что можно будет сделать, товарищи.

— Спасибо! Куда можно вам позвонить, если…

— Давайте лучше я вам сам позвоню, хорошо?

— Конечно, но если вы вдруг нам понадобитесь?