Андрей Тарковский - Мартиролог. Дневники

Андрей на строительстве дома в Мясном

Об «Идиоте» пока ничего.

Был у Сизова и задал ему ряд вопросов:

— Почему Ермаш, несмотря на обещания — и Бесси, и на Коллегии Комитета (при обсуждении «Зеркала») — не дал «Зеркало» в Канн?

— Почему от меня скрывают приглашения на постановку зарубежных фирм?

— Почему организуется «обсуждение» «Зеркала» в Комитете с такой тщательностью?

(Узнав, что оно будет опубликовано в «Искусстве кино», Хуциев побежал в редакцию с целью изъять свое выступление на Коллегии. Молодец! В Таллине Хуциев, узнав, что скоро я приеду, постарался как можно скорее исчезнуть.)

— Почему Наумов — больной, бросил болезнь, съемки и помчался в Комитет (в Москву)? Ругать «Зеркало»?

— Почему «Зеркалу» дали вторую категорию?

— Почему у «Зеркала» нет тиража? (73 копии)

— Почему считается позором опубликовывать в прессе мои победы на фестивалях?

— Почему «Солярис» не получил Государственную премию, хотя прошел все инстанции почти единогласно?

Сизов стал чего-то бубнить и пытался ответить на кое-какие вопросы, как будто меня интересуют ответы. В разговоре сказал. «Нам не нужна эта картина („Идиот“)! Может быть, Вам снять ее на какой-нибудь другой студии?» Я ответил: «А может быть, мне вообще уйти с „Мосфильма“?» Сизов что-то пробурчал компромиссное.

Надо что-то делать с Каннами. «Пробить» «Зеркало». Бесси уехал, пообещав скандал и не взяв ни одной советской картины. Он хотел «Зеркало», которое все там ждут, ибо Ермаш обещал его твердо. Вот сволочь трусливая! То, что, получив приз, «Зеркалом» можно будет выгодно торговать и получать для страны валюту — для Ермаша не имеет никакого значения. Главное — кресло и жопа. А интересы страны — побоку!

Во вторник, наверное, поеду в деревню, к Тяпе, а числа 15-го — в Ленинград, в Александринку.

На девять дней приехал в деревню. Здесь несколько дней туман и тепло — градуса три тепла. Снег садится, тает, на крыше его почти не осталось. Тяпа безобразничает, он вырос — очень смешной и весь в веснушках.

Остался месяц до настоящей весны. Если весна будет дружная, будет сильный паводок.

Ну, кажется, с «Гамлетом» в Александринке все рухнуло. Л[ариса] Солоницына в разговоре по телефону с Киселевым, который она вела от лица М. Чугуновой, говорит, что Киселев сказал, что возникло «мощное сопротивление» идее взять в театр Солоницына. И он хочет оттянуть нашу встречу в начало апреля, тогда как ужасно торопился начинать работу над «Гамлетом» и обещал взять Толю в штат театра. Это дело рук Горбачева, насколько я понимаю. Надо поговорить с М. Захаровым — не возродится ли идея с «Гамлетом» у него в театре.

Приехал из деревни 19-го. Тяпа вырос. Такая лапушка! Ужасный шалун — просто стихийное бедствие. Мне пришлось даже несколько раз отшлепать.

В деревне необходимо за лето:

1. Вода

2. Дрова

3. Сарай

4. Баня

И доделки по дому.

Даже если бы в Александринке решили делать «Гамлета» с Солоницыным, вряд ли это следовало бы делать, после того как обнаружилось отношение к этой затее со стороны Горбачева — этого бандита. Это бы означало, что существует сила, которая пойдет на все ради нашего провала. В такой атмосфере работать немыслимо.

Был у М. Захарова. Он хочет, чтобы «Гамлет» был у него. Правда деньги в этом театре очень маленькие: 1000 р. за постановку (с сентября по январь 76-го) — по 200 р. в месяц.

Андрей Тарковский на съемках «Зеркала», Москва

Был у Аркадия Стругацкого. Он очень рад, что я хочу ставить «Пикник». Сценарий — на паритетных началах — втроем.

Апрель 1975

Творится что-то странное: картина уже вышла в двух кинотеатрах. В прокате говорят, для того раньше, чем намечено (в сентябре), чтобы узнать, как будет идти на фильм зритель. Чепуха! Не верю ни одному их слову. Ни одной афиши, ни одной рекламы. Без премьеры! Короче говоря, тихо-тихо, вторым экраном.

Сегодня приходила женщина — приглашает меня на встречу в «Правде». Мне это не нравится. Тут не без провокации.

Феликс Кузнецов хочет помочь опубликовать полемику по поводу «Зеркала» в «Литературке» и «Комсомольской правде». И кажется, он что-то говорил о «Неделе».

Сегодня виделся с М. Захаровым. Он хочет посмотреть Толю в спектакле. Надо с ним срочно связаться.

«Зеркало» идет в двух кинотеатрах: на Таганке и в «Витязе» в Черемушках. Без рекламы, без афиш. (В прокате говорят — с целью выяснения, насколько картиной будет заинтересован зритель.) Тем не менее, билетов достать невозможно. И впервые (во всяком случае, я подобных вещей не помню) публика в кинотеатре аплодировала.

До сих пор об «Идиоте» ни слуху ни духу.

Несколько записок во время встречи со зрителями в Жуковском (ЦАТИ), Фрязине и др. местах:

«Впечатление огромное. Спасибо за то, о чем Вы говорите и о чем заставляете думать. Хотя и страшно».

«Мы Вам сочувствуем, что приходится аудитории, даже студенческой, объяснять и разжевывать Ваши работы. Это очень грустно».

«Пользуясь возможностью непосредственного контакта с Вами, хочется сказать от не только моего лица и моих многочисленных друзей и просто знакомых, что он воспринялся нами как большое событие в жизни каждого из нас, и Ваши злоключения 5-летние просто поражают. Мнение многих — это один из немногих, фильм — событие, и удача фильма — фон, отлично выполненный, на котором и стал виден Рублев как таковой. Баку, врач».

«Большое спасибо Вам за фильм Зеркало. Наконец появился фильм, в котором буду я черпать силы для мировоззрения, которое начало угасать, приземляться, начал появляться „мозговой“ жир. Спасибо за пробуждение от спячки. Этот фильм привел в систему не доходившие до ясного конца утомительные рассуждения о жизни. Теперь понял, почему вопрос „почему“ часто остается без ответа. Надо начать. Нам и сейчас, может быть, еще что-нибудь удастся…»

Вот еще два письма по поводу «Зеркала». Одно из Ленинграда, от вдовы Герман. Другое от Владимова.

«Дорогой Андрей Арсеньевич. Простите, что пишу Вам. Это в моей жизни первое „такое“ письмо. Месяц тому назад я посмотрела „Зеркало“, и месяц я хотела Вам написать и никак не могла решиться. Наверно, Вам это и неинтересно и ни к чему, но я не могу не написать. Я вот уже месяц не могу забыть и как-то отойти от этого наваждения. Я, которая, к своему ужасу, мгновенно забываю даже прекрасные книги, которые иногда удается прочитать (это старость), я помню каждый кадр, каждое слово. Всю картину, начиная с эпиграфа, я проплакала, почему — не знаю. Я только боялась, что вот она кончится. Это так прекрасно.