Анастас Микоян - Сталин. Каким я его знал
Молотов согласился, но добавил: «Пусть и Микоян со мной поедет». Я прямо взвился: «Что я, хвост, что ли, твой? Я здесь имею связь по телефону со всеми областями, я веду большую работу, получаю информацию, выполняю все, что нужно». Я помогал Сталину, передавал его указания на места. И с Куйбышевым связь имел, и с другими городами, где находились наркоматы. Наркомы прилетали в Москву, мы встречались с ними. Мой наркомат был эвакуирован в Ульяновск. Больше половины наркоматовских работников было распущено, годные к военной службе добровольцами пошли на фронт. Своего первого заместителя Крутикова я направил в Ульяновск во главе наркомата с правом управлять им. Через несколько дней небольшую группу работников наркомата предполагал вернуть в Москву. Поэтому я сказал, что через эту группу могу связь держать с Ульяновском и руководить внешней торговлей.
Но вот тогда Сталин решил поддержать Молотова и сказал, чтобы я ехал с ним. «Почему бы тебе не поехать?» – настойчиво говорил он, и я понял, что дальше упорствовать невозможно. Злой за это на Молотова, я промолчал, и мы поехали.
В Куйбышеве собрали заседание Совнаркома, я ознакомился с работой наркоматов, по телефону кое-как созвонился с наркомами, которые разместились в других городах.
Через 5 дней Сталин вызвал меня с Молотовым обратно в Москву.
У нас сложилось впечатление, что Вознесенский делал все необходимое в тех условиях, и наш отъезд не мог нанести ущерба его работе. Вознесенский остался работать в Куйбышеве.
Вознесенский пришел в руководство, когда Сталин разуверился в Межлауке, очень хорошем человеке, прекрасном работнике, занимавшем пост председателя Госплана. Он добился его ареста, и встал вопрос о новом руководителе. В верхушке самого Госплана не нашлось подходящей кандидатуры. Искали на местах. Тогда Жданов на запрос Сталина назвал кандидатуру председателя ленинградского госплана Вознесенского – образованного экономиста, хорошего работника.
Мы его не знали. Хотя он учился в Институте красной профессуры в момент острой борьбы с правым уклоном, нам не было известно какое-либо из его выступлений в прессе или на собраниях против уклона за нашу линию. За правый уклон он также не высказывался. При таких его способностях и активности это было немножко странно.
Но Жданов его хвалил, к тому же Вознесенский не был связан с центром. Молодой человек, его выдвижение будет полезным в том смысле, что его не постигнет участь Межлаука, думал я.
19 января 1938 г. Вознесенский был утвержден председателем Госплана. В Госплане он очень хорошо себя показал, понравился Сталину. Грамотный человек, говорил толково, вдумчиво, он сразу завоевал высокое положение. Сталин увлекся им и сделал такой шаг, который был для нас непонятен: через год или полгода Сталин объявил его своим первым замом по экономическим вопросам в Совнаркоме. Таким образом, в области экономики Вознесенский ставился над всеми нами и над Молотовым как первый человек после Сталина в этой области.
Некоторые члены Политбюро были недовольны этим шагом: председателя Госплана, у которого вся экономика, делать еще и первым замом, то есть освобождать от всякого контроля (Сталин же не мог сам контролировать!) было неправильно. Если бы он был просто замом и председателем Госплана, то был бы под контролем других заместителей, так как был бы на равном положении с нами.
К тому же, как только Сталин начал его возносить, амбициозность Вознесенского становилась очевидной: он стал проявлять высокомерие по отношению к остальным товарищам.
Вознесенский не имел опыта управления хозяйством, он никогда не был ни директором завода, ни секретарем обкома, ни наркомом. Поэтому стиль его работы был несколько канцелярским, бумажным. Для него имел большую силу план. Он недостаточно понимал, что мало принять даже очень хороший план, что главное обеспечить его выполнение.
* * *В начале войны хороший план составить было очень трудно. Мы теряли город за городом, эвакуировали предприятия и заводы, где производилось вооружение, не вовремя вводились в действие эвакуированные заводы, в результате срывались военные задания. Вознесенский ежемесячно составлял план, причем так, что план текущего месяца превышал план предыдущего. Фактическое же выполнение плана в первые 7–8 месяцев войны шло наоборот: план шел по графику вверх, а его исполнение вниз. Это было следствием того, что украинские заводы, особенно харьковские, перестали производить вооружение. То же самое было с Тулой большим центром по производству оружия. Оборудование заводов Тулы было или на колесах или прибыло в места, где не было необходимого количества зданий, чтобы его установить. Нужно было строить новые корпуса, налаживать работу. Словом, хотя и работали быстро, оперативно, но большие расстояния и возникающие трудности на несколько месяцев выбили из строя многие предприятия. Выпуск продукции не был начат, пока не был закончен монтаж оборудования. А Вознесенский считал, что неудобно во время войны уменьшать план. Это было его ошибкой. Ведь это был нереальный план.
Я помню, как-то в январе 1942 г. сидели у Сталина Берия, я и Маленков. Берия – хитрый человек, умел так поставить вопрос, чтобы не выдать свои тайные цели. Речь шла о том, что плохо с вооружением, винтовок не хватает, пушек не хватает.
Сталин возмутился: «Как же так, в чем дело?»
Берия, заранее подготовившись к этому вопросу, показал диаграмму по месяцам. Это был утвержденный Вознесенским план по производству винтовок, пулеметов, пушек, боеприпасов, и там же указывалось фактическое исполнение этого плана. Была поразительная картина: план растет из месяца в месяц, это успокаивает правительство, а фактическое производство уменьшается. «До чего же мы дойдем? Когда будет этому конец? Когда начнется подъем производства?» – возмущался Берия. Он говорил, что методы руководства Вознесенского канцелярские: вызывает своих работников, устраивает совещания, навязывает план, но не может обеспечить его выполнения. А ведь любой план без обеспечения его выполнения абсурден.
Это, естественно, вызвало тревогу у Сталина. «А как быть?» – спросил он. «Не знаю, товарищ Сталин», – говорит Берия. Тогда Сталин предложил Берия взять на себя руководство этим делом.
«Товарищ Сталин, не знаю, справлюсь ли с этим делом, – ответил Берия. – Я неопытный в этих делах». «Здесь не опыт нужен, – твердо сказал Сталин, – нужна решительная организаторская рука. Рабочую силу можно отобрать из арестованных, особенно из специалистов. Привлечь можно МВД, дисциплину навести на заводах. Но вы дайте план реальный, вызовите директоров заводов, наркомов, дайте этот реальный план им и проверяйте исполнение».
