Юрий Владимиров - В немецком плену. Записки выжившего. 1942-1945
К концу этого разговора в комнату режиссера зашли лагерный руководитель и его русский заместитель. Режиссер вкратце рассказал им о нас – исполнителях начальной части представления, инициаторами которого, как оказалось, были именно эти начальствующие лица. Они поинтересовались сначала, кто мы такие, откуда родом, кем были и как очутились в лагере. Но перед тем как мы уже хотели покинуть клуб, вдруг руководитель попросил Михаила Бровко выйти с ним из комнаты. На обратном пути мы спросили Михаила, что хотел от него особый руководитель. Явно расстроенный произошедшим, Михаил ответил, что он заставил его спустить брюки, чтобы посмотреть на его… половой член. Он хотел убедиться, не обрезан ли он у Михаила, как у еврея, так как в его обязанность входила тщательная проверка каждого пленного, имевшего неарийскую внешность.
Итак, каждый вечер мы репетировали в клубе. Но первые два раза пришлось работать без балахона, который еще только кто-то готовил. С репетициями все обошлось благополучно. На роль 1943 года русский эмигрант подобрал из своей среды какого-то мальчика, говорившего по-русски и с которым никто из нас, пленных, не общался. К 31 декабря все было готово к представлению. Нас привели примерно к 8 часам вечера в клуб на сцену вместе со всеми участниками кружка самодеятельности.
Многие из артистов сразу же незаметно заглянули в зал. Первые четыре ряда там были заняты исключительно немцами в военной форме. На остальных рядах сидели агитаторы, полицаи, регистраторы, переводчики комендатуры и Особой команды лагеря, медицинский персонал, старшие жилых бараков и еще кто-то из других привилегированных, а также небольшое количество рядовых советских военнопленных и пленных из других стран.
Две яркие электрические лампы освещали сцену. Перед закрытым занавесом сцены появился заместитель зондерфюрера – пожилой эмигрант в черном костюме с белой рубашкой и черной бабочкой, который на немецком и русском языках объявил концерт открытым, поздравив зрителей с Новым годом и пожелав всем доброго здоровья, счастья и особо – «скорейшего завершения войны против большевиков и империалистов-плутократов, которая успешно ведется доблестными германскими вооруженными силами».
Затем он ушел за занавес, и состоялся мой и Михаила выход, а исполнитель роли 1943 года чистым детским голосом сказал нам по-русски: «Спасибо тебе, 1942 год. Ты славно отслужил свой срок и идешь в бессмертие, а теперь на смену тебе пришел я». В ответ Михаил громко произнес: «Спасибо и тебе! Служи дальше, но делай это лучше меня!»
Занавес полностью открыли, и на сцене появились руководитель кружка самодеятельности и русский переводчик, которые и повели концерт. Единственным музыкальным инструментом у артистов была гитара, на которой попеременно играли, распевая песни и частушки, одессит и еще несколько пленных. Два артиста прочитали стихи Пушкина, Некрасова, Лермонтова и других русских поэтов. Однако для немецкой публики частушки и стихи на русском языке не представляли никакого интереса, так как они ей не были понятны, а лагерный переводчик, как и любой другой, был не в состоянии передать их прелесть на немецком языке. А вот мотивы русских песен немцам понравились, и они много хлопали, даже просили исполнить некоторые песни на бис. В частности, их привела в восторг общеизвестная в те годы советская песня М.И. Блантера «Катюша», конечно с измененными словами. Заинтересовала также песня «Крутится, вертится шар голубой» из кинофильма «Юность Максима», тоже с другими словами между припевами: «Волей жестоких владык из Кремля ввергнута в битву почти вся земля. Будет в войне победителем тот, кто справедлив, кого любит народ». Но особенно понравилась песня «Стенька Разин», которую попросили исполнить трижды, причем немцы подпевали на своем языке.
Концерт закончился часам к десяти вечера. Всем участникам дали за работу необычные для лагеря продукты. Мне и Михаилу заместитель зондерфюрера вручил… по большой головке чеснока. Не ожидавшие лишь такой мизерной и непонятной оплаты за свой труд, мы сначала даже не знали, что с этим чесноком делать. Но все-таки нашли ему применение, добавляя крошками в суп и натирая им куски хлеба.
В барак мы вернулись к несколько запоздавшей из-за концерта вечерней поверке и сразу, не дождавшись наступления 12 часов ночи, то есть Нового, 1943 года, легли спать и заснули. Точно так же поступили почти все в бараке. Итак, закончился тяжелейший для граждан нашей страны проклятый 1942 год. Во всей моей дальнейшей жизни такого плохого года для меня уже больше не было.
Глава 6
1 января 1943 года из-за новогоднего праздника было в лагере в основном нерабочим днем (работали лишь повара, истопники, уборщики и некоторые другие). На воле царил легкий морозец, и на земле лежал тонким слоем снег. Никто в нашем бараке не поздравил друг друга с наступившим Новым, 1943 годом. Рацион и «меню» казенного питания оказались, несмотря на большой для всех людей праздник, такими же, как и в будничные дни.
Для меня день прошел главным образом в прогулках по территории лагеря с Михаилом Бровко. Опять зашли к его земляку-одесситу, поделились мнением о вчерашнем концерте, который зрителям понравился, но вызвал недовольство исполнителей из-за того, что их старание немецкое начальство почти ничем материально не поощрило.
В том же бараке я разговорился с пожилым пленным, работавшим на складе обмундирования и обуви, которым заведовал уже упомянутый фельдфебель Кинто. Случайно выяснилось, что тому пленному крайне необходим для правки бритвы широкий ремень, а у меня такой ремень имелся и бесполезно лежал в вещевом мешке. Я поинтересовался, чем бы он мог расплатиться за ремень. Мы договорились, что завтра он постарается достать со склада нужные мне шинель и пилотку в обмен за ремень. Я попросил, чтобы вещи, во-первых, были достаточно теплыми и новыми и, во-вторых, примерно такого цвета, как наши красноармейские гимнастерки, а не перекрашенными.
Утром 2 января 1943 года в нашей мастерской ее главный – немецкий шеф, русский шеф и старший переводчик Воробей, другие немецкие сотрудники и одновременно наши охранники поздравили всех пленных с наступившим Новым годом и пожелали пленным счастливого возвращения на родину после «скорого окончания войны».
Главный шеф и другие немецкие сотрудники были на новогоднем концерте, который им очень понравился, но они не знали, что я и Михаил были там артистами. Это сообщение их обрадовало, и все они нас похвалили, сказав, что мы подняли престиж мастерской и ее руководства перед комендатурой лагеря. За это нас угостили – каждого – тремя очень вкусными яблоками, которых мы давно не ели. Вечером, отдав ремень и старые шинель и пилотку «покупателю», я получил совершенно новую французскую шинель и пилотку цвета хаки. Вещи, как я и хотел, оказались зеленого цвета и сшитыми из толстого сукна. По покрою шинель напоминала прямое гражданское пальто с двумя внутренними нагрудными карманами и двумя наружными по бокам. Кроме того, с боковых сторон имелись прорези, куда можно было погружать руки для обогрева.
