Мартин Гилберт - Черчилль. Биография
Мыча под нос какую-то мелодию, Черчилль добрался до железной дороги. Осмотревшись, он решил, что лучше всего запрыгнуть на поезд, пройдя вперед метров двести от станции, когда состав еще не наберет ход. К тому же там был небольшой подъем с поворотом. Там его не смогли бы увидеть ни машинист, ни охранник. Когда состав приблизился, он запрыгнул на сцепку между вагонами и забрался на платформу, груженную мешками с углем. Поезд медленно шел на восток. Перед рассветом, опасаясь быть замеченным, Черчилль спрыгнул с платформы. Он оказался около Уитбэнка, небольшого шахтерского поселка в ста километрах к востоку от Претории. Он остался ждать под насыпью следующего ночного поезда. «Моим единственным компаньоном, – позже написал он, – был гигантский стервятник, который проявлял ко мне необыкновенный интерес и время от времени издавал отвратительные и угрожающие булькающие звуки».
Пока Черчилль прятался под насыпью, в Претории обнаружили побег. На поимку были брошены значительные силы. По Трансваалю распространили фотографию с описанием его внешности: «Англичанин 25 лет, рост примерно метр семьдесят, среднего телосложения, при ходьбе немного сутулится, лицо бледное, волосы темно-русые, говорит в нос, не выговаривает букву «с», не говорит по-голландски, последний раз его видели в коричневом костюме».
Вечером, мучимый голодом и жаждой, Черчилль пошел от железной дороги в сторону огней, как ему казалось, местного крааля, в котором могли оказаться друзья. Однако это были огни угольной шахты. Он постучал. Какой-то человек открыл дверь. Черчилль спросил его: «Вы англичанин?» Тот, в свою очередь подозревая врага, навел на него пистолет и, не отвечая на вопрос, спросил, кто он такой. «Я доктор Бентинк, – ответил Черчилль. – Я упал с поезда и заблудился».
Человек приказал Черчиллю войти в дом и под дулом пистолета потребовал говорить правду. Немного поколебавшись, Черчилль неожиданно выпалил: «Я Уинстон Черчилль». К счастью, человек, которому он признался, оказался англичанином, Джоном Ховардом, управляющим угольной шахтой. «Слава богу, что вы пришли к нам! – воскликнул он. – Это единственный дом в радиусе тридцати километров, в котором вас не выдадут. Мы здесь все британцы, и мы вам поможем». Этим же вечером Ховард поделился секретом еще с четырьмя людьми, в том числе с горным инженером Дэном Дьюснапом. Они решили спрятать Черчилля в шахте. Затем Дьюснап, выходец из Олдема, пожал ему руку со словами: «В следующий раз все наши проголосуют за вас».
14 декабря в Лондон пришла телеграмма агентства Reuter, содержащая два слова: «Черчилль бежал». Пересылая копию леди Рэндольф, Оливер Бортвик написал: «Зная его, не сомневаюсь, что он понимает, что делает, и через несколько дней объявится в каком-нибудь английском лагере, чтобы написать новую главу своей книги».
Трое суток Черчилль оставался глубоко под землей. Буры везде разыскивали его и объявили награду в 25 фунтов – за живого или мертвого. «В шахте было полно белых крыс, – позже вспоминал Ховард. – Один раз, когда я навестил его, я обнаружил, что он в полной темноте, потому что крысы утащили свечу. В другой раз, когда он курил сигару, его по запаху дыма обнаружил мальчишка-африканец. Мальчишка пошел на запах, но, как только увидел мистера Черчилля, пулей метнулся назад и сообщил приятелям, что в этой части шахты завелся призрак. После этого мальчишки долгое время боялись даже подойти к этому участку».
После трех суток одиночного заточения Черчилль заболел. В тайну пришлось посвятить врача, Джеймса Гиллеспи, который посоветовал вывести Черчилля на поверхность. Вечером 19 декабря Ховард и еще один англичанин, Чарльз Бернем, вывели его из шахты и спрятали среди тюков шерсти в железнодорожном вагоне, который Бернем грузил перед отправкой на побережье. Теперь у Черчилля был пистолет, два жареных цыпленка, несколько кусков холодного мяса, буханка хлеба, дыня и три бутылки холодного чая. Пистолет, полуавтоматический немецкий маузер, подарили ему друзья-шахтеры. Паровоз подтащил состав с шестью вагонами, в одном из которых скрывался Черчилль, к станции, где его подсоединили к поезду, идущему на побережье.
Черчилль продолжал скрываться среди тюков с шерстью. Поезд подошел к границе Трансвааля с португальской территорией. Там его отогнали на запасной путь, где он простоял восемнадцать часов. В какой-то момент к вагону, где прятался Черчилль, подошли несколько человек и начали обыскивать. «Я слышал шорох снимаемого брезента, – вспоминал он, – но, к счастью, они не стали копаться слишком глубоко». Затем поезд продолжил путь по португальской территории Африки. Черчилль вылез из-под тюков с шерстью, как только увидел название станции на португальском языке, и, по его собственным словам, «пел, кричал и ревел от радости во весь голос, а затем достал револьвер и два-три раза выстрелил в воздух».
Наконец поезд остановился в пакгаузе Лоренсу-Маркиша. Как рассказывал Бернем, «Черчилль выпрыгнул из вагона черный, как трубочист». Было четыре часа пополудни 21 декабря. Черчилль сразу же отправился в британское консульство. Консул послал телеграмму Милнеру: «Прошу сообщить родственникам, что сегодня прибыл Уинстон Черчилль».
В консульстве Черчиллю предоставили горячую ванну, выдали чистую одежду; он прекрасно пообедал и получил доступ к телеграфу – все, о чем можно было только мечтать. Среди телеграмм, которые он разослал этим вечером, была и телеграмма Луису де Соузе в Преторию, в которой он заверял того: «Ваши охранники не виноваты». Этот жест был продиктован желанием уберечь часовых от гнева начальства.
Читая газеты, которые дал ему консул, Черчилль впервые в полном масштабе смог оценить масштабы поражения британской армии, сравнимые лишь с Крымской войной, которая была полвека назад. Поражение потерпел и генерал Буллер, вынужденный отступить в Коленсо и снять осаду с Ледисмита.
Стремясь вернуться на фронт, Черчилль решил этим же вечером сесть на пароход, идущий в Дурбан. Впрочем, были опасения, что симпатизирующие бурам жители Лоренсу-Маркиша могут попытаться похитить его и доставить обратно в Преторию. Чтобы не допустить этого, группа вооруженных англичан, живущих в городе, собралась в саду консульства и проводила его на пристань. Через четыре часа он уже находился на борту корабля.
«В каюте маленького пароходика, идущего вдоль песчаного африканского побережья, – сообщил Черчилль в Morning Post, – я пишу заключительные строки этого письма, и читатель, вероятно, поймет, почему я пишу их с ощущением триумфа, – и не просто триумфа, с ощущением огромной радости».
Пароход пришел в Дурбан днем 23 декабря. К своему удивлению, на пристани Черчилль обнаружил большую толпу народа, приветствовавшую его. Радостно возбужденная толпа сопроводила его к городской ратуше, где он рассказал о своем побеге и уверенно предсказал исход войны. «После часа суматохи, которой, честно говоря, я наслаждался безмерно, я отправился на поезд, – написал он. – Стремясь вернуться на фронт, чтобы присоединиться к британским войскам, я ехал в Питермарицбург той же самой железнодорожной веткой, на которой был взят в плен месяц назад».
Вечером Черчилль был гостем губернатора Наталя. На следующий день он продолжил путь к штабу Буллера. К его удивлению, штаб генерала располагался именно там, где попал в засаду бронепоезд. Был канун Рождества. Черчилль встретил праздник в хижине путейских рабочих всего в двухстах метрах от места своего пленения. «Вчера у нас появился Уинстон Черчилль, бежавший из Претории, – написал Буллер своему другу 26 декабря. – Он в самом деле отличный парень, и я искренне им восхищаюсь. Я бы хотел, чтобы он командовал нерегулярными частями, а не писал для какой-то паршивой газетенки. Нам очень не хватает хороших людей, а он как раз из таких».
В период военных неудач побег Черчилля принес ему известность во всей Британии. Все теперь читали его публикации в Morning Post. В тот месяц был популярен куплет:
Он сбежал из преисподнейИ прославился в момент.Все узнали, кто сегодняЛучший наш корреспондент.
3 января 1900 г. британские газеты известили, что накануне Черчилль получил назначение в полк Южноафриканской легкой кавалерии. Он снова стал военным, кроме того, как он писал матери, Буллер дал ему лейтенантство, не требуя отказаться от статуса корреспондента. Из этого можно было сделать вывод, что Черчилля уважали. Впрочем, в письме Памеле Плоуден от 10 января он утверждал, что Буллер «немногого стоит. Есть один великий полководец, – написал он, – но Военное министерство его не замечает. Это – сэр Биндон Блад». Черчилль также призывал мисс Плоуден «не унывать, не сомневаться в исходе войны и не позволять временным военным неудачам отравлять себе жизнь. Бурские республики, – добавил он, – истощились».
