Алексей Череватенко - Небо Одессы, 1941-й
- Товарищ старший лейтенант, - это он ко мне, - предупредите подчиненных: нарушителей маскировки буду наказывать самым строжайшим образом, вплоть до отстранения от полетов!
Знаем, тяжелая кара...
Козырнув, Рыкачев уходит, четко печатая шаг по сухой земле. Мы с Шиловым остаемся вдвоем. Миша смотрит в окно что-то уж слишком пристально и вдруг хватает меня за рукав:
- Гляди, да ну гляди же! И тут меня отыскала, родная моя! Да что удивляться, она меня и на краю света найдет...
Миша был взволнован. Мы знали, он любил Светлану. Как раз накануне войны они должны были расписаться. Теперь Шилов, когда речь заходила о его невесте и о планах на будущее, отвечал коротко:
- Разобьем Гитлера, тогда и свадьбу сыграем. Сейчас, глядя в окно на спешащую Светлану, Михаил и радовался, и огорчался. С минуты на минуту мы должны были лететь на задание и ждали вызова. И не стоило перед вылетом расслабляться. Я понимал состояние Шилова. Поэтому не удивился, услышав его просьбу:
- Пойди ты, Алеша... Не могу я сейчас с ней встретиться... Она начнет плакать. Знаешь, у меня такое предчувствие, что вижу ее в последний раз... В общем, скажи, что я уже вылетел.
Я пробрался через густые заросли малины в соседний двор и вышел оттуда навстречу Светлане.
- Где Миша? - спросила она с тревогой в голосе. - Все в порядке? Ну, слава богу! Ох, если бы вы знали, с какими трудностями я сюда добиралась! Правдами и неправдами... Но где же Миша?
- Да в самолете уже, сейчас вылетаем. И мне надо спешить, ты уж извини, - неуклюже выкручивался я.
- Не обманываешь? - Светлана недоверчиво и строго посмотрела на меня.
- Да нет же! - поспешно заверил я девушку, чувствуя, что краснею безбожно. - Через час вернемся. Честное лейтенантское! - крикнул уже на бегу. - Жди-и-и!
Задание было обычное: ударить по железнодорожной станции Выгода. Это была крупная перевалочная база противника. Летать сюда приходилось часто, и всегда мы обнаруживали тут скопление автомашин, повозок, товарных вагонов. А в эти дни, по данным наземной разведки, сюда прибыли эшелоны с войсками, колонны бензовозов. Станция усиленно охранялась зенитками, так что нам обычно крепко доставалось во время штурмовых налетов.
Наше появление над Выгодой не застало противника врасплох. Еще на подходе к станции перед "ястребками" встала заградительная стена из свинца и стали. Однако мы все прорвались и с ходу ударили по зенитным батареям. Пушки на какое-то время замолчали, и нам удалось хорошо "обработать" стоявшие в тупике эшелоны. Мы сбросили также снаряды и бомбы на склады боеприпасов, обстреляли скопление автотранспорта.
В пылу сражения мы как-то не обратили внимания на то, что вражеские зенитки молчали по-прежнему. Неужели мы подавили все батареи? Но когда стали набирать высоту для очередного удара, все стало ясно: с юго-западной стороны, на высоте двух тысяч метров шла группа немецких истребителей "Ме-109". Шилов, задачей которого было прикрывать штурмующую четверку, взмыл со своей тройкой вверх.
Ему с трудом удалось отогнать противника и дать нам возможность до конца выполнить задачу. Мы славно поработали: горели составы, взрывались цистерны с бензином. Теперь можно было со спокойной совестью возвращаться домой. И тут "мессеры" с яростью обреченных снова набросились на нас, преграждая путь.
Значит, воздушный бой... Ну что ж, принимаем. Я выровнял машину и бросил взгляд влево: Шилов сделал отвлекающий маневр, взял огонь на себя. Его звено продолжало сражаться с пятеркой вражеских самолетов, и мы ринулись на помощь друзьям. Шиловский "почерк" нельзя спутать ни с чьим другим: только он мог так ловко надуть противника - резко убрал газ и ввел машину в скольжение. Обманутый фашист проскочил на большой скорости, а Миша ударил ему вслед из пушки. "Мессершмитт", объятый пламенем, упал рядом с железнодорожной насыпью. Я в восторге закричал "ура".
Однако радоваться было пока рано. Уже в следующую минуту стало совершенно ясно, что бой складывается не в нашу пользу. Численное превосходство противника все же давало о себе знать. Пока сбитый "мессер" догорал на земле, а Шилов, разворачиваясь, набирал высоту, мы бросились выручать двух его ведомых. Тем временем и на Шилова насел воздушный пират и уже не отставал от него. Дважды увернулся наш товарищ от прицельного огня и снова фашист, изловчившись, зашел снизу. Длинной очередью самолет Шилова был сражен: очевидно, снаряд попал в бензобак, потому что машина загорелась, потеряла управление и начала резко снижаться. Сердце мое замерло в напряжении: неужели Михаил ранен? Почему он не планирует к нашей территории? Ведь смог же Алелюхин спастись в почти сходной ситуации...
И вот финал: горящий "ястребок" падает в самую гущу вражеских танков. Взрыв, клубы черного дыма взметнулись к небу... Отбиваясь от наседающих "мессеров", ищу глазами белый купол парашюта, молю о чуде. Но чуда не происходит, погиб мой боевой товарищ. Если он видел свой неизбежный конец, то не мог поступить иначе. Вспоминаю, как в минуты откровения Шилов говорил не раз: "Биться надо до последнего и если уж умирать, то как Гастелло. Только тогда можно считать, что до конца выполнил свой долг..."
Мы совершили круг над местом падения "ястребка". Прощай, наш добрый, милый товарищ! Прощай, лейтенант Михаил Шилов! Ты умер, как герой.
После посадки я шел мимо капонира, где обычно стоял самолет Шилова. Вокруг валялась промасленная ветошь, металлические костыли. Под вишней на разостланном брезенте сидел друг и верный помощник Шилова техник Мина Подгорецкий. Низко опустив голову, он тихо плакал. Я сел рядом, пытаясь как-то утешить его.
Мина вытер ладонью лицо, стал расспрашивать подробности. Потом, помолчав, словно клятву, произнес:
- Приеду я на эту самую Выгоду после войны, поклонюсь праху товарища...
- Мы отомстим за Мишу, - сказал я и подумал о том, что предстоит мне еще одна трудная встреча - со Светланой, которая так и сидела на лавочке у калитки, ожидая возвращения своего друга.
Глава XIX.
Уклонение от курса
Всего несколько дней после григорьевского десанта одесситы спали более или менее спокойно. Но потом начались тревоги, еще более частые, еще более изнурительные. Теряя своих солдат и технику, оставляя за собой кровавые следы, враг упорно продвигался к городу. Фронт стоял так близко, что до передовой можно было добраться трамваем: двадцать минут езды - и прыгай в траншею, занимай место для ведения огня.
Мы жили в своем закутке между пятой станцией Большого Фонтана и первой станцией Черноморской дороги. Сейчас здесь разросся город с широкими улицами, площадями, высотными домами, а в сорок первом это была городская окраина. Широкий выгон, где по утрам старухи пасли коз, и стал взлетной площадкой истребительного полка. Освоили мы новый аэродром быстро. Взлетали и садились, заботясь об одном: как бы не засек вражеский разведчик, весь день шнырявший в поисках так внезапно исчезнувшего авиаполка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});