Готфрид Леске - Немецкие бомбардировщики в небе Европы. Дневник офицера люфтваффе. 1940-1941

Этот момент, когда он прикрепил мне на грудь Железный крест, я не забуду никогда.

Я, конечно, много раз видел Геринга раньше. Это такой человек, которого трудно не заметить. Он не из тех, что дни напролет сидит у себя в штабе и кого простые солдаты в глаза никогда не видели. Кажется, он всегда рядом с тобой. Вот это человек! Я начинаю понимать, почему он так невероятно популярен и почему массы зовут его «наш Герман». Когда он стремительной походкой идет по коридору или через парк, ты слышишь его задолго до того, как он покажется. Он ругается громовым голосом так крепко и раскатисто, что поначалу думаешь, повадки у него солдафонские. Но это совершенно не так. Я видел, как он разговаривает со своими офицерами: может вполне непринужденно рассмеяться или хлопнуть адъютанта по спине. Они уже привыкли, то есть при всем их величайшем уважении к Герингу считают его крик и ругань чем-то само собой разумеющимся и не берут в голову.

Кстати, неправда, что Геринг постоянно переодевается в разные униформы, как об этом говорят. Все те два дня, что я его видел, он был одет в одну и ту же униформу, причем, как я заметил, всего с двумя или тремя медалями. Люди, как всегда, несколько преувеличивают. Может быть, в мирное время Геринг и любил переодевания. Но сейчас у него другие заботы.

Когда видишь его вблизи, он выглядит старше, чем на портретах. Он все еще сама энергия. Он, конечно, довольно толст, и к тому же ест весьма плотно. Так что вряд ли он в ближайшее время похудеет. Я не хочу сказать, что он часами просиживает за обедом или что его стол ломится от яств, — он слишком много работает, чтобы тратить на это время. Один из его охранников рассказал нам, что, случается, он неделями не ест горячей еды, а только постоянно посылает за бутербродами, которые съедает, когда работает с бумагами или диктует приказы. Если человек так напряженно работает, он обязательно должен хорошо питаться, об этом помнит все его окружение и старается не допускать, чтобы Геринг проголодался. А такое случается, потому что он иногда попросту забывает о еде за работой.

При Геринге состоит его личный доктор, который следит, чтобы он не перетрудился и не заболел от переутомления. Хотя доктор приставлен именно для этого, как мы слышали, Геринг не слишком-то жалует его рекомендации. У доктора есть помощник-массажист, а в кабинете у него стоит специальный гимнастический конь с электрическим приводом. Рейхсмаршалу предписан ежедневный массаж, а также тряска на этом коне в течение четверти часа, но он этим занимается довольно редко, у него просто нет на это времени. Рассказывали, что как-то раз доктор упрекнул его в этом, на что Геринг со смехом ответил: «Я и так уже столько сделал для своего здоровья — вы всегда при мне, и массажист, и даже ваша электрическая лошадь. Куда бы я ни поехал, обещаю всех троих взять с собой, но большего для своего здоровья я пока сделать не могу». Вот это и есть настоящий Геринг — человек с сердцем летчика.

Оба дня в штабе Геринга прошли за разговорами, причем мы, естественно, в основном слушали. Что произойдет в ближайшем будущем и какие у нас планы. Я, конечно, не могу писать здесь о точных планах, а пересказывать слухи нет смысла. Тем не менее, когда хоть немного поговоришь с теми, кто работает с Герингом, начинаешь понимать, что они буквально творят чудеса. Мы, конечно, нетерпеливы, мы все спрашиваем, почему никак не нападаем на Англию, зачем мы дали этим томми возможность отдышаться после Франции. Но когда ты обычный летчик, просто не понимаешь, сколько подготовительных и организационных мер необходимо осуществить для вторжения, начиная с подготовки материального оснащения для баз на оккупированной территории и кончая налаживанием постоянного потока замещения личного состава. И это действительно чудо, что такая работа была проделана всего за несколько недель.

Но о самом вторжении здесь нет вообще никаких разговоров. Вероятно, потому, что все эти планы очень строго засекречены. Но судя по тому, что я здесь увидел, мы не станем тянуть с этим слишком долго. Но если это все же произойдет не так скоро, как все мы надеемся, значит, у Геринга есть на то свои резоны. Значит, так тому и быть.

Рядом с Герингом работают генерал Мильх и генерал Кессельринг. Причем Мильх тянет основную нагрузку. Мильх великий труженик. Иногда он работает двадцать четыре часа в сутки и даже больше. Но здесь, на фронте, Кессельринга как настоящего солдата уважают все-таки больше, чем Мильха, которого считают гражданским, хотя он и генерал.

Что меня по-настоящему удивило, так это уважение, с которым здесь все относятся к RAF[36]. Они честно признают, что RAF наносят нам дома серьезный урон. Я, правда, не думаю, что такой уж серьезный. Естественно, он не может идти ни в какое сравнение с тем, что мы делаем в Англии. И все же он гораздо больше, чем я мог бы подумать, судя по нашей «Фельдцайтунг». Но все здесь уверены, что это не будет продолжаться долго и что английские пилоты совершенно измотаны такой работой. В конце концов, у нас более 6000 новых бомбардировщиков и вдвое больше истребителей, а у англичан нет даже и трети от этого числа. К тому же эти оценки сделаны здесь, в штабе, а всем известно, насколько консервативно в хорошем смысле слова наше Высшее командование, и потому, скорее всего, подлинные цифры гораздо более в нашу пользу. И когда понимаешь это, осознаешь, что все мы должны быть благодарны нашему Герману, ведь это он неустанно повторял в 1936–1937 годах, что будет вышвыривать на свалку все новые немецкие самолеты до тех пор, пока инженеры не создадут лучшие в мире машины. Он определенно сдержал свое слово.

Кстати, насчет этих медалей. Геринг просто молодец. На все у него есть время. Нам здесь рассказали, что помимо огромного объема основной работы он лично занимается созданием для нас, летчиков, специальных знаков отличия. Они все еще разрабатываются, но начал это дело сам Геринг. Предполагается, что это будет булавка для галстука, ее получат все боевые летчики, которые летают на вражескую территорию, с некоторыми отличиями для истребителей, бомбардировщиков, пилотов «Штук» и разведчиков. Наша булавка будет приблизительно такой: дубовый лист с лавровым венком посередине, внутри венка бомба, а под венком свастика. За двадцать полетов получаешь бронзовую булавку, за шестьдесят — серебряную, а за сто и более — золотую. К тому времени как ее выпустят, я уже буду готов к золотой.

Зенитные расчеты тоже получат знаки отличия. Это будет пушка длиной 8,8 сантиметра в венке из дубовых листьев.

Для ребят с «мессершмитов» это будет не слишком приятный сюрприз. Как мы только что услышали, теперь будет гораздо труднее заявлять сбитый вражеский самолет. Нас это, конечно, не касается, но истребителям придется трудновато. Кажется, все это из-за того, что очень большая разница между тем, сколько объявляют англичане, и тем, сколько наши ребята. Всем, конечно, известно, что англичане постоянно врут и их цифрам нельзя верить, а наши данные гораздо точнее. Но ошибок нельзя избежать. Может так случиться, что пилот «мессершмита» вполне уверен в том, что покончил с неприятельским самолетом, а тот все-таки смог совершить вынужденную посадку, ведь они воюют над своей территорией. Они самолет залатают и опять летают на нем. Мы же, национал- социалисты, прилагаем все средства к тому, чтобы мир мог быть уверен: на наше слово можно положиться. В общем, штаб решил, что лучше публиковать заниженные цифры, чем давать кому-то повод считать наши данные преувеличенными. Окончательно еще ничего не решено, но, по всей видимости, в будущем сбитый самолет будет засчитываться только в том случае, если есть незаинтересованный свидетель или сделана фотография. Конечно, ребятам это вряд ли понравится. Но ничего, в конце концов, славы они себе хапнули явно побольше, чем заслуживают, а послушать их разговоры — так только они и делают все дело, а мы все так просто, летим себе и летим. Ну да ладно. Как бы то ни было, даже этот маленький вопросик еще раз показывает, насколько мы выше наших врагов. Мы можем себе позволить преуменьшать цифры вражеских потерь, недооценивая собственные победы. Это показатель силы.