Александр Поповский - Искусство творения

Трудные дни наступили в институте. На что надеется Лысенко? Он не мог необдуманно дать такое указание. Снова и снова обходил помощник свое поле и убеждался, что так называемая «крымка» состоит из множества растений других разновидностей.

— Будут гибриды, — не сомневались помощники, — обязательно будут. Они переопылят друг друга, и выйдет из этого биологическая каша. Чистый вид «крымки» будет утрачен.

Растения кастрировали, дали им свободно опылиться, собрали урожай и высеяли новые семена. Следующий год принес добрый урожай: пшеница окрепла, стала зимостойкой и урожайной, как в былые времена. Но кто еще мог сказать, что означает перемена? И внутрисортовое и межсортовое скрещивание повышает качество и количество зерна. Кто поручится, что беспорядочно окрещенная «крымка» теперь окончательно не утратит своего вида? Что еще скажет будущий год? Ведь расщепление гибридов после скрещивания их начинается со второго поколения.

Вновь пришло лето. Лысенко поручает Глущенко в третий раз высеять «крымку». В институте не забыли, что два года назад пшеница эта была неоднородной, и многие опасались, что поля народят гибридов.

— Ты отберешь из урожая, — сказал помощнику Лысенко, — по кусту из всех форм, которые из «крымки» у нас народились. Семена из каждого куста высеешь на отдельной делянке. Будет у тебя по соседству развиваться типичная «крымка» и все ее формы. Это нужно нам для сравнения.

Ничего больше ученый сотруднику не сказал.

Глущенко, как никто, годился для этой работы: предстояли известные трудности, нужны были изворотливость, настойчивость и воля. Лысенко знал своего аспиранта, тот умел загораться неистребимым желанием тотчас все разведать, не давать себе покоя, пока картина не будет ясна. Короче, ученик во многом походил на учителя. Еще одну особенность подметил у помощника ученый: карманы его неизменно топорщились от записок и книжек, густо набитых заметками. Он владел даром выуживать из множества источников нужную строчку, мысль, идею, умел столь же настойчиво вопрошать науку, как его шеф — природу. В эксперименте над «крымкой» Лысенко полагал, что эта способность весьма пригодится.

Ученый не сомневался, что Глущенко справится с заданием.

Аспирант жил теперь мыслью о «крымке», счастливый сознанием, что в ее воскрешении — доля его труда, или, как сказал бы Лысенко, и его «капля меда». Скоро украинские степи получат прежнюю кормилицу, омоложенную и сильную.

Безмятежно текли мысли Глущенко до того памятного дня, когда он увидел Лысенко на корточках у его делянок. Напрасно ждал аспирант, когда тот заговорит с ним. Занятый созерцанием, Лысенко не видел его. Глущенко уходил и возвращался, а ученый сидел неподвижно, не отводя глаз от рядов вызревающей пшеницы.

— Прекрасная «крымка», — осторожно заметил помощник, — нам, кажется, удалось ее омолодить.

Лысенко оборвал его:

— Что ты здесь видишь?

Аспирант делал все, чтобы хоть что-нибудь заметить, старательно оглядел ряды, взошедшие от семян отдельных кустов, и со вздохом сознался:

— Ничего… «Крымка», конечно, выглядит лучше других…

На это последовало неласковое замечание, смысл которого сводился к тому, что на растение надо чаще пялить глаза.

— Смотри и думай, — последовал строгий наказ.

Так как Глущенко ровным счетом ничего не увидел.

Лысенко повел допрос строго, «с пристрастием».

— У тебя тут делянки типичной «крымки», а рядом как будто совершенно другие сорта, которыми она была засорена. Опять идет типичная «крымка», и снова резко отличные формы. Правильно я говорю?

— Правильно, — соглашался с действительностью помощник.

— Разнообразны эти растения?

— Конечно, различны.

— Я спрашиваю другое: наблюдается ли разнообразие внутри каждой семьи, высеянной из одного куста пшеницы? Где расщепление гибридов, где «биологическая каша»? Ведь растения два года назад были кастрированы и свободно переопылялись.

Разнообразия, действительно, нет.

Ученый срочно созывает помощников, чтобы сообщить им важную весть. Расщепление гибридов, которое наблюдали Найт, Госс, Сажрэ, Мендель, Нодэн, — необязательный закон. В естественных условиях природы растение выбирает желанную пыльцу из тысячи других, отдает предпочтение наиболее близкой. Не происходит в этом случае и расщепления наследственных свойств. Нет случайности в оплодотворении, браки на поле закономерны.

…Но вот пришел селекционер и положил на рыльце цветка чужую, неугодную пыльцу. Что произойдет? Поморщится бедняжка — и все-таки проглотит. То же самое возможно в естественных условиях: запоздало растение цвести, желанная пыльца отошла, приходится принимать нежеланную.

Так было сделано замечательное открытие, за которым последовало еще более важное, — достойный венец изумительным делам Лысенко.

— Послушай, Арто, — обратился ученый к Авакьяну, — подумай хорошенько и проверь, нет ли тут ошибки. Надо доказать, что рыльце отбирает пыльцу из многих других и дает лишь той прорасти, которая ей наиболее близка.

С Глущенко у Лысенко разговор иного порядка:

— Людям нужна книга о любви растений… Прекрасная любовь! Возьми и напиши, народ будет тебе благодарен.

За отступлением поэтического свойства следует деловой заказ, не лишенный вдохновенья, но суровый и трудный, истощающий мышцы и мозг:

— Засучивай рукава и берись за работу. Мы должны знать, что происходит в рыльце растения.

Глущенко так и поступает: засучивает рукава и принимается за дело.

Лысенко раздает эту тему положительно всем. Весь институт теперь живет проблемой: избирает ли рыльце себе супруга или браки свершаются без системы и законов, случайно.

Авакьян высевает яровую и озимую пшеницу в теплице и высаживает затем рассаду в поле. Летом он кастрирует ту и другую и дает им взаимно опылиться. Примет ли яровая озимую пыльцу и наоборот, или каждая отвергнет чужую? Не дожидаясь, когда пшеница ответит ему, он собирает в теплице вазоны с рожью, близкой к цветенью, и тесно группирует озимые и яровые растения.

— Рожь не пшеница, — решает Авакьян, — этот злостный перекрестник быстро раскроет нам свои карты.

Прошло опыление, собранные семена высаживаются в поле. Через несколько месяцев будет известно, польстилась ли «озимка» на пыльцу яровой.

— Никакой избирательности нет, — рапортует ученому Авакьян, — каждый глотал, что попало.

— Не должно было так получиться, — качает Лысенко головой. — Озимая рожь должна была предпочесть озимую пыльцу… А ты уверен, Арто, что у твоих растений была возможность выбирать? Может быть, пыльцы не так много было, и ей приходилось брать что попало? Подумай, проверь.