Александр Житинский - Дневник maccolita. Онлайн-дневники 2001–2012 гг.

Джеймс и Джерард

Стив – деспо́т в семье. Он неплохо знает русский, когда-то жил в России и занимался здесь каким-то бизнесом, тогда и познакомился с Элико.

Он входит в кухню, мгновенно оценивая обстановку, проводит пальцем по какой-нибудь поверхности, придирчиво смотрит на палец. Наташка наша – чистюля, но она его боится, вдруг где-то обнаружится пыль.

Стив и Элико

В один из ее приездов (а ездит она туда каждую зиму) у них произошел какой-то конфликт на бытовой почве. То ли Наташка неосторожно съела какой-то йогурт Стива, то ли что еще. Они поругались, а утром, открыв холодильник, Наташка обнаружила протянутую поперек камеры заграждающую ленту, на которой крупными буквами по-русски было написано:

ЗДЕСЬ ВСЁ, БЛЯДЬ, МОЁ!

То есть язык он знает сносно, как видите. Ну, Наташка тоже за словом в карман не лезет. Кто читал мой роман «Потерянный дом», тот, возможно, помнит сестру Демилле Любашу с ее выводком интернациональных детей. Это моя сестра, хотя дочь у нее всего одна.

Когда-то Наташка была студенткой Первого меда, была красавицей и познакомилась с аспирантом из Тбилиси Ираклием Пагава, который писал диссертацию в Институте гриппа. Они поженились, и вскоре Наташка родила дочь Элико.

Наташка

Ираклий Пагава, по слухам, сейчас типа министр здравоохранения Грузии или что-то в этом роде. Он очень гордился своим княжеским происхождением, как водится, за что однажды на семейном сборище, еще когда был жив отец, получил от меня по морде. Совершенно неожиданно для меня, я сам не успел понять, как вдруг съездил его по физиономии, после того как он достал меня своим княжеским бахвальством за обедом.

А вообще вполне нормальный тип. Наташка с ним давным-давно развелась.

Стив возник как арендатор комнаты в квартире Наташки, доставшейся ей от родителей. Это был ее единственный капитал и приработок, она получала нищенскую зарплату врача в медсанчасти какого-то закрытого института и сдавала одну из комнат квартиры студентам и другим приезжим с пансионом через какую-то организацию, ведающую приемом иностранцев.

Стив был одним из них, познакомился с Элико, ну и… Короче, моя племянница уже больше 10 лет живет в Лондоне, работает, прекрасно говорит по-английски и проч.

Я все собираюсь у них погостить, но пока не получилось.

Сестра появилась у меня сегодня, стала по старой привычке лечить (в прямом значении слова), что-то готовить и хозяйничать на кухне, пока жена была на работе, пообсуждали наши проблемы, и стало как-то по-старому, когда живы были родители и наша семья была сплоченнее, регулярно собиралась за общим столом и центром семьи была наша матушка Антонина Илларионовна.

Ее гены в этом смысле передались сестре и еще моей старшей дочери.

И это правильно было и даже по-хорошему консервативно, без всяких империй и глобальных интересов России – просто семья как незыблемая основа государства.

Александр Матвеевич Шарымов (1936–2003)

21 марта

Сегодня хоронили Александра Матвеевича Шарымова, моего старого друга, с которым я знаком приблизительно с 1966 года.

Он окончил филфак, отделение журналистики (тогда отдельного факультета журналистики еще не было), его однокашниками были такие известные впоследствии люди, как чемпион мира по шахматам Борис Спасский и поэт Лев Лосев. Когда мы познакомились, он работал на Ленинградском радио и вел передачу «Пестрая шкала», во многом предвосхитившую современные форматы радиопередач. Он обладал совершенно уникальным голосом, который я могу сравнить по глубине, тембру и наличию обертонов лишь с голосом певца Леонарда Коэна – густой красивый баритон, благодаря которому Шарымова часто приглашали озвучивать дикторские тексты к научно-популярным и документальным фильмам.

Читал он тексты и к фильмам, снятым по моим сценариям.

С самого возникновения журнала «Аврора» Шарымов работает в нем ответственным секретарем и тянет на своих плечах журнал при самых разных главных редакторах.

Человек, энциклопедически образованный, историк и поэт, он был из того круга «незнаменитой» петербургской интеллигенции, который тем не менее оставил и оставляет наследие не менее значимое для культуры, чем творения прославленных мастеров, если брать достаточно широкую историческую перспективу.

Таков был поэт, прозаик, художник и архитектор Геннадий Алексеев (1932–1988), таким останется и Александр Шарымов. Его единственная книга стихов вышла за 2 года до его смерти незначительным тиражом (друзья настояли), называется она «Стихи и комментарии», и в ней можно найти и лирические стихотворения, и поэтический дневник, и переводы из Байрона, Эдгара По, Блейка, и блестящий перевод англоязычной поэмы Набокова «Бледный огонь» (по свидетельству специалистов – лучший из имеющихся). Его огромный труд по истории Приневья допетровской поры еще ждет своего издателя.

Жаль, что вы не были с ним знакомы. Это был замечательный, редкий человек.

Я надеюсь, что мне удастся создать его страницу в Сети и выложить туда главные труды его жизни.

Времени нет

25 марта

Мне интересно, насколько я сам националист, насколько интернационалист, насколько русофил или русофоб, юдофил или антисемит – и что это такое.

Мне интересно, что такое «народ». У меня накопилось несколько крамольных мыслей относительно этой священной коровы – «народа». И я их попытаюсь изложить, раз уж начал.

Возможно, это один из главных вопросов. И те, кто читал все тот же роман «Потерянный дом», знают, что там это одна из главных тем – национальная. Она проявилась уже в выборе героя, его имени, фамилии и происхождения.

Мне кажется, что это стихотворение, написанное мною Бог знает когда, имеет отношение к разговорам последних дней. Оно также показывает, вне зависимости от его достоинств и недостатков, что и в 24 года меня занимали эти проблемы.

НАРЕКАЦИ

Жены не имел он и дочки,Жилья не имел и стола,Лишь книга на желтых листочкахПри нем постоянно была.

Читал он старинную книгуВ гостиничном чахлом дыму,И гор обнаженные сдвигиВ душе рисовались ему.

Потом он вставал на колени,Вздыхая от старости лет,И Бога просил избавленьяОт внешних и внутренних бед.

В конце прибавлял он привычно,Одними губами шепча:«Пошли землякам горемычнымПокой от огня и меча».

И вновь у подножия храмаВ какой-то сторонке глухойТвердил он в молитве упрямо:«Пошли горемычным покой».

Он умер, а книга осталась.Ее под рубахой нашли.Она армянину досталась,Не знавшему отчей земли.

И слово родное по буквамС трудом разобрал армянин,И горло наполнилось звукомГортанных высот и низин.

Тем словом старинным согретый,Он бросил свой угол и столИ с книгой по белому светуИскать свое счастье пошел.

Профессиональные мученики