Джим Корбетт - Моя Индия

В Индии было бы неразумно судить о человеке по внешнему виду. Он казался слабым стариком. Но это был знаток своего дела. По его просьбе я поднял раненое животное. Несколько минут он молча разглядывал его, а затем повернулся и вышел из палатки, бросив через плечо, что вернется через два часа. Месяцами я работал без всякого отдыха и поэтому считал себя вправе в это утро не пойти на работу. До возвращения старика я нарезал в близлежащих джунглях веток и соорудил небольшой загон в углу палатки. Костоправ принес несколько стеблей джута с содранной корой, зеленую клейкую массу, несколько молодых листьев рицинуса величиной с тарелку и моток тонкой джутовой веревки. Я сел на край походной кровати, положив Тиддли себе на колени так, чтобы ее вес приходился частично на задние ноги и частично на мои колени. Старик уселся на земле перед антилопой, положив рядом принесенные предметы.

Кости передних ног животного были раздроблены между коленями и маленькими копытцами. Безжизненно свисавшие части ног закрутились. Очень осторожно старик привел ноги в нормальное положение, покрыл их от коленных чашечек до копыт толстым слоем клейкой зеленой массы, сверху положил полоски листьев рицинуса (для того, чтобы клей оставался на месте), а поверх листьев наложил джутовые стебли и привязал их к ногам джутовой веревкой. На следующее утро он принес лубки, сделанные из стеблей джута. Когда их прикрепили к ногам Тиддли, она смогла сгибать колени и становиться на землю копытцами, которые на один дюйм высовывались из лубков.

Гонорар костоправа составлял одну рупию плюс две анна за клейкую массу и веревки, купленные на базаре. До тех пор пока лубки не были сняты и маленькая антилопа вновь обрела способность прыгать и скакать, он не брал платы и не принимал небольшого подарка, который я предложил ему в знак благодарности.

Теперь работа была закончена и я ехал в контору, чтобы дать отчет о произведенных расходах. Я опасался, что мне придется искать новую работу, поскольку паровозы перевели на уголь и дров больше не требовалось. Мои бухгалтерские книги были в идеальном порядке, и я полагал, что хорошо потрудился, поскольку за восемнадцать месяцев была сделана работа, на которую отводилось два года. Тем не менее я чувствовал себя тревожно: меня по-прежнему беспокоили лежавшие в мешочке деньги, которые я вез в своем стальном сундучке.

В девять часов утра я прибыл к месту назначения в Самастипур. Оставив багаж в зале ожидания, я отправился в контору начальника отделения, захватив с собой счета и мешочек с двумястами рупиями. В конторе привратник внушительного вида сказал, что хозяин занят и мне придется подождать. На открытой веранде было очень жарко, и с каждой минутой ожидания моя нервозность усиливалась. Я вспомнил, что старый железнодорожный служащий, помогавший мне составлять счета, предупреждал, что излишек в двести рупий при сбалансированных счетах может привести к большим неприятностям. В конце концов дверь открылась и из комнаты начальника вышел взволнованный человек. Прежде чем привратник успел закрыть дверь, раздался громоподобный голос, приглашавший меня войти. Начальник отделения тяги Бенгальской и Северо-Западной железной дороги Райлз весил более ста килограммов и обладал голосом, наводившим ужас на всех подчиненных, но у него было золотое сердце. Предложив мне сесть, он придвинул к себе счета, вызвал клерка и весьма тщательно сверил мои цифры с данными, полученными от железнодорожных станций, куда отправлялось топливо. Затем он сказал, что, к сожалению, мои услуги больше не потребуются и что документы об увольнении будут выданы мне в тот же день. На этом наша беседа закончилась. Взяв свою шляпу, я направился к двери, однако меня позвали назад и сказали, что я забыл на столе какой-то предмет, возможно мешок с деньгами. С моей стороны было глупо полагать, что я смогу просто оставить двести рупий и уйти, но именно это я пытался сделать. Я вернулся и сказал, что деньги принадлежат дороге, и, поскольку я не знаю, как провести их по своим счетам, я принес их в контору. «Баланс у вас сошелся, — сказал Райлз, — и если вы не подделали счета, то должны объяснить, как все это получилось». Когда я давал объяснение, вошел старший клерк Тевари с бумагами и стал за креслом Райлза. В его добрых старых глазах я прочел поддержку. Дело обстояло так. Когда моя работа приближалась к завершению, пятнадцать возчиков, занимавшихся перевозкой топлива из леса до железной дороги, пришли однажды ночью ко мне и сказали, что их срочно вызывают в деревню для уборки урожая. Привезенные ими дрова были разбросаны на большой территории, и потребовалось бы несколько дней, чтобы сложить их в штабеля и измерить. Поскольку возчики должны были отправиться в дорогу той же ночью, они попросили меня прикинуть примерно, какая плата им причитается. Ночь была темной, и я не мог определить даже на глаз количество привезенных дров. Поэтому я сказал, что соглашусь с той цифрой, которую они сами назовут. Два часа спустя возчики вернулись, я расплатился с ними и через несколько минут услышал, как заскрипели их повозки, удаляясь в ночь. Возчики не оставили своего адреса. Через несколько недель, когда дрова были сложены и измерены, я обнаружил, что они обсчитали себя на двести рупий.

Когда я передал все это Райлзу, он сказал, что завтра должен прибыть агент железнодорожной компании Изат и что он поручит ему заняться этим делом.

Представитель трех самых процветающих железнодорожных компаний Индии Изат прибыл на следующий день утром, а в полдень я был приглашен в контору Райлза. Когда я пришел, Изат, небольшой подвижный человек с проницательным взглядом, был один. Похвалив меня за окончание работы на шесть месяцев раньше срока, он сказал, что Райлз показал ему счета и рассказал о моем деле. Изат хотел задать мне один вопрос: почему я не положил в карман двести рупий и не промолчал об этом? По-видимому, мой ответ его удовлетворил, если судить по письмам, которые мне вручили вечером, когда я сидел на вокзале, не зная, что предпринять. В одном из них Тевари благодарил за двести рупий, внесенных в фонд вдов и сирот железнодорожников, почетным секретарем которого он являлся. Во втором письме Изат сообщал мне, что я остаюсь на службе, и предлагал явиться к Райлзу.

В течение следующего года я работал на различных должностях во многих пунктах железной дороги. Временами я разъезжал на паровозах, собирая сведения о количестве сжигаемого угля. Мне нравилась эта работа, поскольку иногда мне разрешали вести паровоз. Одно время я работал охранником на товарных поездах — нелегкий труд, если учесть, что железнодорожных служащих было немного и мне часто приходилось работать бессменно по двое суток. Временами я работал помощником заведующего складом или начальником станции. Однажды я получил распоряжение отправиться в Мокамех-Гхат для встречи с начальником паромной службы Сторраром. Бенгальская Северо-Западная железная дорога проходит по долине Ганга на различном расстоянии от реки. В нескольких местах от основной магистрали отходят боковые ветки, подходящие вплотную к Гангу. С помощью паромов железнодорожные составы переправляют на правый берег, где проходит ширококолейная железная дорога. Здесь расположен Мокамех-Гхат — важнейший железнодорожный узел.