Николай Задонский - Кондратий Булавин

Так неприглядно выглядит вышний командир Долгорукий. Хладнокровная жестокость, проявленная им, как увидим дальше, при расправе над беззащитными людьми, сочеталась с весьма скромным военным дарованием, отсутствием решительности и мужества при встрече с сильным противником. Выбор Петра нельзя признать удачным, и сам царь почувствовал это, сознаваясь Меншикову, что назначил Долгорукого «понеже иного достойного на то дело не нашел».

Приходится говорить об этих чертах характера вышнего командира потому, что впоследствии дворянские летописцы превозносили его как умного, талантливого, смелого полководца, — после смерти Петра он был сделан фельдмаршалом, — сумевшего в трудных условиях усмирить донских мятежников.

На самом же деле из среды весьма посредственных офицеров Долгорукий ничем не выделялся. Петр за «показанные на Дону труды» пожаловал его всего-навсего чином подполковника.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Деятельность Булавина в Черкасске представляется его биографам цепью сплошных ошибок. Главнейшими из них признаются следующие: Булавин раздробил свои силы, послав на Донец и Волгу наиболее преданную ему вольницу под начальством лучших своих атаманов Драного и Некрасова; Булавин потерял напрасно время на переписку с царем, упустив возможность взять Азов и Таганрог, пока карательная царская армия ещё собиралась; Булавин слишком долго потворствовал низовому домовитому казачеству, вместо того, чтоб решительно стать на сторону голытьбы, главной своей опоры.

Однако можно ли эти поступки считать ошибками? Если б Булавин не отослал из Черкасска голытьбу, то, во-первых, чем бы он ее кормил, а, во-вторых, начавшаяся уже борьба голытьбы с природными казаками привела бы к гибельной кровавой резне, на что, кстати сказать, надеялся азовский губернатор. Если б Булавин не оттянул похода на Азов и Таганрог, то, во-первых, хватило ли бы у него умения и силы взять хорошо укрепленные крепости, а, во-вторых, если б и удалось их взять, разве это спасло бы донскую Либерию? Не правильней ли предположить, что в таком случае царское правительство более быстро и жестоко обрушилось бы на донских мятежников? А если б Булавин сразу стал на сторону голытьбы, то, вероятней всего, этим самым он лишь ускорил бы раскол в лагере своих приверженцев и созревание тайного заговора природного казачества.

Следовательно, в поступках Кондратия Булавина, кажущихся на первый взгляд ошибочными, в его постоянных колебаниях есть какая-то закономерность, вызванная существовавшими тогда общественными условиями. Булавин был природным казаком и прежде всего хотел отстоять для донского казачества старинные права и вольности, на которые посягало царское правительство. Однако несомненно, что Булавин искренне желал улучшить и жизнь голытьбы, желал, чтоб простой народ, крестьяне и работный люд были повсюду как-то ограждены от боярской «неправды», но не знал и, конечно, не мог знать, что для этого нужно делать.

Раздача голытьбе имущества черкасских старшин и церковных денег, устройство в российских селах и деревнях казацкого самоуправления, распоряжение делить «бессорно и безденежно» государственные хлебные запасы — все подобные мероприятия имели временное значение и не решали главных вопросов…[24]

Вот причины, порождавшие кажущиеся ошибочными поступки Булавина, его постоянные колебания, лишенную ясной политической определенности деятельность.

Кондратий Афанасьевич, находясь в Черкасске, видел, как быстро расширяется трещинка, появившаяся в отношениях с природным казачеством. Бывшие союзники все чаще под разными предлогами уклонялись от участия в войсковых делах, а многие бежали из Черкасска и низовых станиц в Азов с повинной, клялись там, будто Булавин силой и угрозами принудил их служить себе. И все громче звучали повсюду голоса недовольных.

В начале июня, ранним утром, прибежали табунщики, сторожившие в придонских лугах, верстах в десяти от Черкасска, войсковых лошадей, сказали:

— Ночью наехали на нас Васька Фролов с товарищами, будет-де их человек за сорок, и всех сторожей перевязали, и весь табун коней, без малого тысячи две, угнали неведомо куда, оставив только жеребых кобыл да стригунов… А по сакмам-де приметно погнали войсковой тот табун на Азов…

Булавиным овладела ярость. Он устраивает смотр казаков в Черкасске и в соседних низовых станицах. Не явившихся на смотр объявляет изменниками, семьи их берутся под стражу, пожитки запечатываются в куренях. Дом Васьки Фролова разоряется до основания.

Одновременно посылается войсковая грамота азовскому губернатору Толстому. Ссылаясь на то, будто «вины их государем отданы», Булавин настойчиво требует выдачи Василия Фролова с товарищами и возвращения воровски отогнанного ими войскового конского табуна[25].

Губернатор молчит. Зерщиков советует:

— Надо доставать Азов… Словно бельмо на глазу крепость сия проклятая.

Булавин соглашается. И долго сидят с наказным, обдумывают тайные войсковые дела.

Кондратий Афанасьевич, разумеется, не знал, кто и как подстроил бегство Васьки Фролова… Этот черкасский казак, некогда ярый противник Москвы, испуганный бесчинством голытьбы, одним из первых отвернулся от Булавина и стал высказывать мысль о необходимости быстрей примириться с царем.

Но бежать в Азов с повинной по примеру других Фролов не решался: губернатор знал его как «древнего бунтовщика» и мог не поверить в искренность намерений, хотя Фролов, чтоб расположить к себе Толстого, отправил ему однажды тайные сведения о булавинцах…

Есаул Соколов впился в него острыми глазками, произнес с ухмылкой:

— Сказывай кому другому! Я твою цидулю господину Толстому сам читал…

Фролов повалился есаулу в ноги:

— Не губи, Тимофей! Вспомни, как допрежь сего в ладу с тобой жили… Попутал меня окаянный! Зарок дам… никогда более и пера в руки не возьму…

— Кто ныне зарокам верит? — перебил есаул. — Вставай, не греши. И ответствуй без утайки. Я тебе не враг, понял?

Фролов поднялся растерянный и, моргая глазами, спросил:

— А коли так… где ж цидуля та?

— У господина Толстого… Не трясись! Я, прочитав, задержки посланцу твоему не чинил…

У Фролова отлегло на сердце, он обтер полотенцем лицо, признался:

— Фу… Напужал таково, аж в пот вдарило. А ты сам-то… с войсковым атаманов… врозь разве?

— Ну, о том после погутарим, — уклончиво сказал есаул. — Ныне прислал сюда губернатор своих людей, велел им, с тобой и товарищами твоими согласясь, отогнать в Азов табун войсковых коней… Собирай своих не мешкая, дабы сегодня ночью то дело справить. А тем и полное оправдание старых грехов твоих перед государем явлено будет…