Фрунзик Мкртчян. «Я так думаю…» - Кора Давидовна Церетели
Ф. Мкртчян в роли К. Замбахова в спектакле Г. Сундукяна «Хатабала». Академический театр имени Сундукяна. 1978
Виктория Токарева:
Я встречала ошеломительно талантливых людей, но Фрунзика решительно ни с кем невозможно было сравнить. Этот юмор, этот блеск и эту, как ни странно, образованность, которая ну никак не вязалась с образом носатого провинциального чудака. Потрясающе, просто потрясающе!
Когда тебе будет хорошо – и мне будет хорошо…
Яркий талант Фрунзика, его неотразимое обаяние и искренний, неподдельный интерес к людям привлекали к нему толпы восторженных почитателей, от которых он не мог, не хотел, просто не в состоянии был обороняться. На нем постоянно гроздьями висели поклонники-фаны и желавшие сфотографироваться, запечатлеть себя рядом со своим кумиром, получить автограф, перекинуться словечком «за жизнь», пропустить стаканчик на брудершафт, завлечь на праздничную трапезу. А теперь возведите всё это в коэффициент гипертрофированной кавказской общительности… Нечеловеческая получается нагрузка!
Его знали и почитали не только в Армении, но и во всех городах огромной советской страны. Как-то уже после выхода на экраны фильма Георгия Данелия «Мимино» Фрунзик на несколько дней прилетел в Москву. Вместе с братом они торопились на важную встречу, и Фрунзик предложил добраться на метро.
«Мы еле-еле втиснулись в вагон, – вспоминает Альберт. – Народу – не протолкнуться: кто читает, кто дремлет. Однако уже через тридцать секунд, после того как Фрунзик оказался в вагоне, все принялись ему аплодировать. Брату стало неловко, и на следующей станции мы вышли».
Вахтанг Кикабидзе:
Популярность в Армении у него была просто фантастической. Самый любимый в народе человек… Его фотографии висели во всех офисах, парикмахерских и были наклеены на окнах у водителей…
Был такой случай. Сидим мы как-то в кафе-стекляшке, завтракаем. Я сижу лицом к улице. Фрунзик – спиной. На улице – ни души. Мимо проезжает рейсовый автобус «Икарус». Пассажиров – битком. Время утреннее – все спешат на работу. Фрунзик мне подмигивает, посмотри, мол, что сейчас будет. Автобус вдруг резко со странным скрежетом тормозит, дает задний ход, водитель пулей выскакивает из кабины, влетает в кафе и, потея и сопя от смущения, без слов протягивает Фрунзику его фотографию – подписать автограф. Потом, бормоча слова благодарности, водитель трясет руку Фрунзику и так же бегом направляется к своим запертым в «Икарусе» пассажирам. Такая вот история…
Популярность, повсеместная узнаваемость и народная любовь безусловно вдохновляет и возвышает актера, стимулирует его творчество, но она же может его и погубить. Беда заключалась и в том, что у Фрунзика совершенно не срабатывал инстинкт самосохранения.
Вахтанг Кикабидзе:
Любовь масс определила одну вещь – все хотели с ним «посидеть». Со мной тоже хотят, но я научился уходить от этого. А он не умел – ему было стыдно. Он мне сказал:
– Буба, мне столько приходится выпивать!
– Но они же тебя не заставляют.
– Нет. Но я думаю, что они могут обидеться.
Дело в том, что эти люди менялись каждый день, а он один постоянно это делал. Плюс к этому – его довольно непонятная жизнь, которая ему подсказывала: «Выпей – и забудешь обо мне»35.
Вспомните: «Когда ему будет приятно – и мне будет приятно». Слишком глубоко это в нем сидело. Характер, в котором сочувствие и соучастие всегда были определяющими не только по всем жизненным параметрам, но и по диапазону сыгранных им ролей. Такой уж редкий в наше время психологический тип… И ничего тут не поделаешь.
Один из самых известных и популярных актеров Армении, Мгер Мкртчян долго проживал в двухкомнатной квартире, где, кроме него и жены, обитали мать, сестры и брат.
Для себя он никогда никого и ничего не просил. Это притом что имел свободный доступ к первым лицам республики. Зато его постоянно осаждали просители – неустроенные с жильем переселенцы, обманутые и обиженные местными чиновниками крестьяне.
Альберт Мкртчян вспоминает: как-то к ним в дверь постучала просительница – незнакомая женщина. Вдова и ее пятеро детей жили в крошечной съемной каморке. Фрунзик выслушал ее и сказал только одно слово: «Хорошо…» В тот же день он отправился в ЦК и через три месяца выбил для женщины и ее детей квартиру. Он постоянно кому-то помогал, негласно, тихо, не афишируя. Никогда никому об этом не рассказывал.
Георгий Тер-Ованесов:
Как-то мы с Фрунзиком отправились навестить приятеля, который угодил за решетку. Приезжаем в колонию. Размещаемся неподалеку в открытом ресторане. Фрунзик ненадолго уходит и вскоре возвращается с нашим другом-зеком и начальником колонии.
«Ребята, – говорит нам начальник, – чтобы только к отбою ваш друг был на зоне». А сам восторженно смотрит на Фрунзика, берет у него автограф и уходит. Расстались мы с нашим другом только где-то под утро.
Сос Саркисян:
Я мало встречал таких деликатных людей, как он. Фрунзик никогда не ругался, никто не слышал из его уст непристойных слов. Я говорил: «Ты что, аристократ? Откуда у тебя такие манеры?» Он не должен был их иметь, но имел36.
Григорий Мелик-Авакян:
Экстравагантных поступков у Фрунзика хватало. Помню, снимался он в маленькой роли шофера-увальня в моей картине «О чем шумит река». В третьем часу ночи пятиэтажный дом был разбужен уличной серенадой – под аккомпанемент кларнета и аккордеона пел Фрунзик, взобравшийся по водосточной трубе ко мне на второй этаж с шампуром шашлыка в руке. Это была популярная армянская благодарственная песня, в которую было вставлено мое имя.
Конечно же, так мог резвиться только уроженец старинного армянского города Гюмри, познавший шальную бесшабашность его пропахших вином подвальчиков.
Фрунзик был очень любим народом. В полуторамиллионном Ереване не
