Сергей Зинин - Неизвестный Есенин. В плену у Бениславской
Застольные товарищи вновь и вновь напоминали о поездке к Дункан, но Есенин каждый раз хватал Бениславскую за руку, умоляя о помощи.
В конце разговора спросил:
— А у вас револьвер всегда с собой?
— Да, всегда, а что? — удивилась Галя.
— Вы знаете, вас хотят избить. Меня предупредил один из них. К вам он почему-то хорошо относится. Вы не знаете, они вас изобьют. Вот увидите, изобьют. Всегда ходите с револьвером.
— Зачем же это им надо?
— Да ну, вы опять не понимаете, — перейдя на шепот, стал говорить Есенин. — За это время они хотят меня совсем туда затащить.
Сергей головой кивнул в сторону воображаемой Пречистенки.
— Кто вам об этом рассказал? — допытывалась Галина.
— Ну нет, это я вам не скажу, иначе ему плохо будет.
Бениславская поняла, что сейчас он ничего не расскажет, но предположила, что это мог сделать только Иван Приблудный, с которым у нее были теплые дружественные отношения.
Защитница
Сергей Есенин не мог выйти из-под влияния своих друзей-собутыльников, которых Г. Бениславская часто называла пьяной нищенствуюшей братией. Таких прилипал у поэта было много. Поэт отбиваться от них не умел. Неудивительно, что Галина смело бросалась на защиту любимого. В том, что права в своих действиях, она никогда не сомневалась. Позже писала в воспоминаниях: «Помню, как, заходя за Сергеем Александровичем в «Стойло Пегаса», чтобы пораньше увести его домой, я проходила сквозь строй враждебных, ненавидящих глаз. Чего только они не делали, чтобы устранить меня. К их величайшей ярости, они никак не могли раскусить наших (моего и Сергея Александровича) отношений. Жена. Не жена. Любовница — тоже нет. Друг. Не видали они таких среди себя и не верили в мою дружбу.
И поэтому не знали, с какой стороны задеть Сергея Александровича. И не понимали, чем же я так приворожила его, что никакими способами не удается поссорить нас».
Родион Акульшин вспоминал: «Красоте этой женщины завидовали многие москвички. Жгучая брюнетка, с густыми сросшимися бровями и косами до пят, стройная, с бархатистым голосом и большими печальными глазами, всегда одетая с большим вкусом — эта полька была ненавидима всеми собутыльниками Есенина за то, что всеми мерами боролась с их растлевающим влиянием на поэта».
Екатерина Есенина была свидетелем, как некоторые из гостей Сергея, узнав, что Галя только друг его, решили ухаживать за ней, и подчас довольно назойливо. Сергей это заметил и, чтобы прекратить волокитство, неприятное Гале, однажды сказал ей:
— О вас могут нехорошо думать. Давайте поженимся. Галя отрицательно покачала головой:
— Нет, Сергей Александрович, что обо мне будут думать, мне все равно, я не пойду за вас замуж из-за того, чтобы люди обо мне лучше думали.
Были случаи, когда противники Бениславской стремились сыграть на мужском самолюбии Есенина, дескать, великий поэт, а какой-то бабе слепо подчиняешься. Галина сама слышала, как во время одного увода Сергея от выпивающих в кафе кто-то напрямик бросил ему в лицо:
— Останься, что ты ей, что ли, подчиняешься?
Это было сказано с таким раздражением, что Галина испугалась ответной реакции Есенина, который мог исполнить эту просьбу. Но Сергей с улыбкой, направляясь к выходу, ответил спокойно:
— Да, я ей подчиняюсь и никак не хочу обижать ее.
Решили зайти с другой стороны. Стали внушать Есенину, что Бениславская когда-то работала в ГПУ, а теперь она специально уволилась из этой организации, так как ей поручили специально следить за поэтом. Говорили так убедительно, что Есенин поверил, а с чекистами он не хотел иметь дела. Возвратившись домой, он долго шептался с сестрой Екатериной. А когда Катя ложилась с ней спать на кушетке, то Галина не могла понять ее возбужденное состояние, вызванное разговором с братом.
— О чем тебе Сергей говорил? — спросила Катю.
Она что-то неопределенно ответила. Пришлось убеждать девочку, что ее молчание только испортит отношения со всеми. Наконец, Екатерина согласилась все рассказать. Галина из ее сбивчивого рассказа поняла, что Сергей наставлял сестру быть осторожнее в отношениях с Галиной, которая, по его мнению, не из бескорыстной любви и преданности возится с ним, а потому, что Бениславская является агентом ГПУ, что она может в любой момент спровоцировать его и засадить в тюрьму. Правда, Сергей также сказал сестре, что Галя хороший человек, что ее нужно будет защитить, если вдруг с ними будут расправляться. У Кати в голове все смешалось. Она закончила сбивчивый рассказ вопросом:
— Или правда, что ты из ГПУ, тогда Сергея надо спасать от тебя, и вообще — куда же тогда Сергей попал? Или, если это не так, то Сергей сумасшедший, и от этого не легче.
Пришлось Галине рассказать Кате, что она действительно работала в контролирующей организации, но занималась проверкой только экономических нарушений, что она из этой организации добровольно уволилась и никогда никакого отношения к работе чекистов не имела. А сплетники стараются только поссорить ее с Сергеем. После разъяснения Екатерина успокоилась.
Есенин чаще пил с людьми случайными, приехавшими в столицу по разным делам, но пытавшимися встретиться со знаменитым скандальным поэтом, чтобы потом об этом рассказать по приезде у себя дома. В глазах Бениславской такое окружение Есенина еще можно было терпеть. Раздражение и гнев у нее вызывали знакомые Есенина, которые целенаправленно спаивали его, играя на тщеславии поэта.
Таким, по ее убеждению, был Семен Борисович. Борисов, хотя настоящая фамилия была у него Шерн и отчество Борухович.
Журналист по профессии, С. Борисов быстро сходился с людьми. С Есениным познакомился в 1920 г., но активное общение началось после возвращения поэта из зарубежной поездки. С. Борисов работал в газете «Известия», при встрече предложил Есенину написать несколько очерков о своих впечатлениях. Познакомил поэта с секретарем газеты «Известия», где вскоре и был опубликован есенинский очерк «Железный Миргород». Борисов высоко отзывался о «Москве кабацкой» еще до публикации книги. После вечера в Политехническом музее 21 августа 1923 г. он в статье «Вечер Есенина» («Известия ВЦИК», 1923, 23 августа) о есенинской поэзии писал: «… в первом цикле — «Москва кабацкая» — несмотря на жалость поэта к этой умирающей Москве, которую Октябрь выбросил за борт истории, чувствуется новая большая струя в поэзии Есенина. Сила языка и образа оставляет за собой далеко позади родственную ему по романтизму поэзию Блока. В лирике Есенина былая любовь к старой нищей России сменилась близостью к городу и его индустрии и каменным громадам».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});