Сергей Кремлев - Великий Сталин

У русских есть умение добиваться осуществления огромных планов исключительно благодаря своему упорству…»

Ещё недавно тон донесений английских дипломатов был иным – злобно-снисходительным.

Теперь же Западу приходилось задумываться: какой станет Россия под руководством Сталина уже в ближайшие годы?

Глава двенадцатая

Среди врагов и друзей

Новая страна – это новый человек, её создающий и осваивающий. Встав во главе страны, Сталин и большевики с самого начала понимали, что без формирования массового слоя сознательных строителей социализма социализм строить невозможно. Однако на пути к новому человеку Сталин сталкивался с противодействием старого в умах и душах многих своих соотечественников. И чтобы лучше понять психологическую сторону жизни некоторых тогдашних общественных кругов, вернёмся к известному читателю князю Голицыну…

В 1929 году он жил в Москве и развлекался со своими сверстниками вечеринками с фокстротом. Молодой, здоровый, достаточно образованный парень. Как «классового чуждого», его арестовали, но вскоре выпустили. А перед этим следователь с искренним, по словам самого Голицына, участием сказал ему:

– Я хочу вам дать совет от себя лично. Сейчас по всей стране началось грандиозное строительство. А вы фокстроты танцуете. Вам следует включиться в общенародный созидательный процесс. Мой вам совет: уезжайте из Москвы на одну из строек, усердным трудом вы докажете свою приверженность Советской власти.

Голицыну не хотелось уезжать из Москвы, и он начал отговариваться:

– Но меня не примут, я лишенец, да ещё с таким социальным происхождением.

– В избирательных правах вы будете восстановлены, – убеждённо ответил следователь.

Но разве мог такой честный совет дойти до души Голицына из старинного рода Гедиминовичей, если он и его приятели на вечеринках с фокстротами забавлялись в 1929 году разгадкой таких вот «предметных» шарад: под потолок нагромождали башню из стульев, а потом она рушилась.

Отгадывали замысел все: «Это социализм строится».

Да, ломали не только судьбы, но и гибельную для страны психологию. Ломали и спесь князей древнего рода, и серость их бывших смердов.

«Психологию» сломали, а Россия получила крупную индустрию, надёжную базу производства товарного зерна и новое село. Мужик – при «божьей помощи» дождями – мог порой дать в двадцатые годы рекордный урожай получше колхозного середины тридцатых. Но только колхозник обеспечивал устойчивый рост производства.

Через десять лет после переломного 29-го года Советская Россия уже имела такое сельское хозяйство и сельскохозяйственное машиностроение, что смертный голод её народам больше не грозил при любой погоде. Впервые за всю историю России.

И только колхоз и Советская власть в считаные годы вычищали из села многовековой навоз темноты и выводили крестьянскую молодежь на просторы двадцатого века. В 1917 году шестнадцатилетний Иван Чистяков – будущий генерал-полковник, Герой Советского Союза – приехал в Питер из тверской деревеньки Отрубенёво, чтобы помогать дяде мести двор дома 33 по Вознесенскому проспекту.

А через десять лет молодой краском уже изучал книгу Шапошникова «Мозг армии».

В то время кадровый военный не мог жениться без разрешения командира полка. Товарищ Чистякова Лобачёв такое разрешение получил без проблем: его симпатичная избранница Таня была из крестьянок-беднячек. Втроём друзья пошли в ЗАГС, где улыбающаяся женщина протянула книгу регистрации браков вначале жениху:

– Распишитесь.

Краском Лобачёв поставил лихой росчерк и протянул ручку невесте:

– Держи, Танюша…

А та лишь молчала и краснела.

– Распишитесь, гражданка, – нетерпеливо поторопила служащая, а Таня расплакалась:

– Я… Я неграмотная…

В тот день невеста поставила три креста не только на бумаге, но и на всей своей прошлой жизни. В конце тридцатых Чистяков вновь встретился со старыми друзьями Лобачёвыми. «Таня, – вспоминал он, – к тому времени уже имела высшее образование, закончила исторический факультет университета».

Ничего подобного в планах Троцкого не было и в помине. И это, читатель, не мнение, а факт. Заверил его сам Троцкий, заявляя в западной прессе: «Оппозиция никогда не бралась «в кратчайший срок догнать и перегнать капиталистический мир». Социалистическую переустройку крестьянских хозяйств мы мыслили не иначе, как в перспективе десятилетий. Это осуществимо лишь в рамках международной революции. Мы никогда не требовали ликвидации классов в рамках пятилетки Сталина – Кржижановского…»

Краском Чистяков пошёл за Сталиным и стал советским генералом. Крестьянка Таня пошла за ним же и стала историком. А вот такой их ровесник, как краском Бармин, пошёл за Троцким. И кончил тем, что из выпускника военной академии, разведчика и дипломата превратился в «невозвращенца» и очень скоро – в открытого агента спецслужб США. Ещё один их младший современник, князь Голицын, выбрал позицию стороннего наблюдателя, высокомерно посматривающего на то, как его народ ликвидирует последствия господства голицынских же предков. Чистопородный вроде бы русский, в переломный момент истории Родины он оказался ей духовно чуждым. До смертного конца он видел эпоху через её невзгоды и не принял её свершений. Но и ему пришлось-таки поработать на стройках пятилеток, пройти по войне инженером-геодезистом, получить ордена и медали, написать книги для детей…

В царской России Голицын прожил бы жизнь припеваючи – бездельником или полубездельником. В России Сталина ему пришлось, пусть и без особой охоты, стать тружеником.

И в этом тоже сказались сила и правота Сталина как народного вождя и строителя державы. И вот почему он не нуждается в приукрашивании.

Точная историческая правда, извлечённая не из сомнительных по нынешним «фальшиво-архивным» временам «фондов хранения», а из зримых дел сталинской эпохи… Правда факта и логики… Этого достаточно для того, чтобы Сталин предстал перед нами тем, кем был в действительности, то есть крупнейшим созидателем во главе миллионов созидателей, самым могущественным патриотом среди миллионов молодых советских патриотов.

Ещё в конце двадцатых годов враги Сталина начали обвинять его в подавлении инакомыслия. И действительно, в стране жёстко пресекалась такая «свобода мысли», которая не делала различия между насилием в интересах Капитала и насилием в интересах Труда. Инако мыслить в Советском Союзе Сталина было занятием небезопасным. Но это не значило, что не позволялось или не поощрялось стремление мыслить широко и оригинально. И как раз это было стилем Сталина. Он не прощал верхоглядства и недобросовестности, но всегда был готов уважать подлинную самобытность.