Степан Тимошенко - Воспоминания

Во время Конгресса я посетил лабораторию сопротивления материалов при Кембриджском университете. Она, конечно, была беднее немецких лабораторий и вид у нес во время летних каникул был не блестящий. Производился ремонт, белили стены. Везде брызги белой краски. Машин никто не потрудился прикрыть. Впоследствии я много раз убеждался, что отношение к машинам и приборам у англичан и немцев весьма различное. В немецких лабораториях чистота и блеск, у англичан к внешности лаборатории относятся безразлично. Лаборатория походит не на Институт физики, как у немцев, а на рабочую мастерскую.

Англичане не имеют большого количества стандартных машин для производства установленных технических испытаний, но интересуются новыми задачами и решают их обычно самодельными простыми приборами. Хотя Кембриджская лаборатория была плохо оборудована, но в ней произведены были важные исследовательские работы. Юинг сделал здесь своп замечательные работы по исследованию «slip-bands» — линий скольжения на полированной поверхности растягиваемого железного образца.

Во время моего посещения происходили испытания металлов на усталость. Профессор Хопкинсон сконструировал для этой цели оригинальную машину, в которой переменные растяжения и сжатия производились силой инерции вибрирующего груза, подвешенного на образце и подверженного действию электро-магнита. Хопкинсон любезно согласился изготовить для меня копию своей машины и впоследствии она была получена и поставлена в лаборатории Электротехнического Института в Петербурге.

Я прежде уже упоминал, что книги лорда Рейлей имели большое влияние на развитие моей научной работы и во время конгресса в Кембридже мне хотелось издали повидать этого знаменитого ученого. Рейлей в то время был «шанселер» университета и никаких лекций тогда уже не читал. Лисем, которого я спросил о Рейлей, сказал мне, что лорд живет в своем имении неподалеку от Кембриджа, что он интересуется теперь главным образом молочным хозяйством и что каретки с именем Рейлей развозят молоко по Лондону. Тогда мне казалось, что такого рода интересы несовместимы с званием ученого и профессора. Ни русский, ни немецкий ученый такими делами не занимались бы. Но англичане смотрели на дело проще. Звание профессора в Англии не стояло на такой высоте, как в Германии или России.

В один из вечеров Конгресса был организован Рейлей’ем прием в здании музея университета. Лорд и его жена встречали членов Конгресса на лестнице при входе и пожимали гостям руку. Мое желание повидать Рейлей исполнилось. Но, конечно, не было никакой возможности говорить с ним. В тот же вечер попозже я увидал Рейлей в одной из отдаленных комнат музея. Комната была пустая и Рейлей один ходил из угла в угол. Повидимому оффициальная церемония не доставляла ему никакого удовольствия. Позже я рассказал об этом князю Голицыну, петербургскому профессору, известному своими трудами по сейсмологии. Он мне рассказал, что во время одного из своих посещений Англии он был приглашен Рейлей’ем на несколько дней в гости в его имение. Рейлей сделал крупные работы по сейсмологии и Голицын ожидал, что, живя несколько дней в доме Рейлей, у него будет возможность поговорить о научных работах и посоветоваться с Рейлей, но ничего этого сделать не удалось. Рейлей все время молчал.

Как видно, в Англии крупные ученые менее доступны, чем, например, в Германии, где я никогда не встречал затруднения повидаться и поговорить о своих работах с выдающимися учеными и инженерами.

На том же Конгрессе я видел также Гринхилля. Он демонстрировал свои жироскопы. Крупный, краснощекий жизнерадостный англичанин. Позже встретил Гринхилля в Торонто (Канада) на Конгрессе математиков в 1924 году. Какая перемена за 12 лет! — Гринхилл был скрюченный до неузнаваемости старичек, за которым надо было все время следить, чтобы он не затерялся. Он что‑то докладывал, но его никто не слушал.

Хотя незнание языка много мне помешало, но посещение Англии все же было для меня очень полезно. Я увидел, что научная работа была там не так организована, как в Германии, но что это не мешало способным молодым людям делать интересные оригинальные работы. Сделал я там еще одно интересное наблюдение. Работающие в лаборатории инженеры не так зависимы от помощи механиков, как в России или в Германии. Инженер, производящий испытание, не ждет, что механик подготовит ему машину, вставит образец и установит измерительные приборы. Исследователь делает это все сам своими руками и имеет возможность заметить гораздо больше, чем в том случае, когда все подготовляется посторонним лицом.

Преподавательская работа в Петербурге

В сентябре 1912 года я вернулся домой, чтобы продолжать преподавательскую работу в разных школах Петербурга. Я все еще был нештатным преподавателем. Нужно было набирать много преподавательских часов, чтобы заработать достаточно для жизни семьи.

Наиболее интересным для меня в эту осень был необязательный курс теории упругости, которую мне предложили читать в Путейском Институте. Таким образом возобновилась связь со школой, в которой я когда‑то учился и начинал свою учебную деятельность. Путейский Институт меня привлекал, так как только здесь можно было широко развить преподавание сопротивления материалов и теории упругости. Класс мой, около 20 человек, интересовался предметом, хотя и необязательным, и мне доставляло удовольствие читать эти лекции. Все эти занятия отнимали много времени и в эту осень я не сделал ничего нового.

К концу осеннего семестра наметились дальнейшие перемены в моей деятельности. А. Н. Крылов, читавший лекции теоретической механики в Путейском Институте, решил от этого курса отказаться и предложил меня, как подходящего кандидата на эту кафедру. Теоретическая механика не была моей специальностью. Кроме практических занятий по этому предмету в Политехническом Институте, я ничего в этой области не сделал и с точки зрения научного представительства предмета был кандидатом неподходящим, но я смотрел в то время на этот вопрос, как на задачу педагогическую. Курсы механики в технических учебных заведениях были мало приспособлены для нужд будущих инженеров и в Путейском Институте представлялась возможность реорганизовать преподавание этого предмета и заинтересовать им студентов. Я согласился взяться за это дело. Но обстоятельства сложились так, что механикой в Институте я занимался лишь один год — и не успел произвести нужную реорганизацию. Свои идеи относительно преподавания механики я смог развить полностью лишь позже в Америке и написал два курса по этому предмету: элементарный и другой — advanced. Книги эти были позже переведены на многие языки.