Анатолий Ведерников - Религиозные судьбы великих людей русской национальной культуры

Чтение книг стало отвлекать юношу Ломоносова от работы и посеяло первые разногласия с семьей. От него ждали помощи, а он уединялся с книгами, выискивал такие углы, где бы ему никто не мешал предаваться чтению.

От людей бывалых юноша узнал, что в Москве есть школа, где можно многому научиться. И вот у него созревает решение отправиться туда, где для него забрезжил свет знания. Существует рассказ, что в одну морозную ночь Ломоносов бежал из отчего дома. Но точность этого рассказа подрывается официальными данными, из которых видно, что он был отпущен в Москву на год. Едва ли это могло произойти без ведома отца или против его воли. Но год прошел, и Ломоносов не вернулся домой, и лишь с этого времени (1732) в деревенских книгах его отмечают как находящегося в бегах. Впрочем, и теперь его бегство было не настоящим, ибо отец знал местожительство сына, платил за него подушные и неоднократно писал ему письма о возвращении домой с обещанием женить его на хорошей девушке.

Но юноша не поддался просьбам, не соблазнился заманчивым обещанием безбедной жизни в родной деревне, а решил изведать своего счастья на иных путях жизни.

В Москве Ломоносов пристал сначала к школе у Сухаревской башни, где учился арифметике, а затем поступил в Духовную академию, которая тогда называлась попросту Заиконоспасским училищем. Там он познакомился не только с богословскими науками, но и с творениями отцов Церкви: Иоанна Златоустого, Василия Великого, Григория Богослова и др. У них он также встретил свои чувства, свои настроения, свои юношеские порывания к Богу и к великим тайнам бытия. Проходил здесь Ломоносов и математику, выучил также латинский и греческий языки, перечитал в библиотеке Академии много разных сочинений, печатных и рукописных.

Жизнь в Москве в это время была для него очень трудной. Впоследствии Ломоносов вспоминал об этих школьных годах так: «Нет, не из тех я людей, которые только лишь себе путь к счастью учением отворят, в тот же час к дальнейшему происхождению другие дороги примут, а науки оставят. Терпел стужу и голод, пока ушел в Спасские школы… Там обучаясь, имел я со всех сторон отвращение от наук пресильные стремления, которые в тогдашние мои лета непреодолимую имели силу. С одной стороны, отец, у которого детей, кроме меня, не было, говорил, что я – единственный сын, оставил все довольство, которое он кровавым потом нажил и которое после его смерти чужие расхитят. С другой стороны, несказанная бедность: имея один алтын жалования в день, нельзя было иметь пропитания в день более, как на денежку хлеба и на денежку квасу, а прочее на бумагу, на обувь и другие нужды».

Впоследствии он сам придавал большое воспитательное значение этим трудным годам его жизни: «Тот беден в свете сем, кто беден не бывал», – говорил он. Не напрасно зачитывался Ломоносов в своей деревне житиями святых – сумел и он свою мощную плоть покорить своим еще более мощным духом и, несмотря на все искушения, соблазны и испытания, шел твердо к намеченной цели.

Очень скоро исчерпал он все познания, которые могла дать ему Московская духовная академия. Услышав, что в Киеве физика и математика хорошо поставлены, Ломоносов в 1735 году перебрался в Киев, рассчитывая заняться там физикой и философией, но скоро, разочарованный, вернулся обратно в Москву. В России ему идти дальше было некуда: пределы возможного в России знания были им достигнуты.

По окончании образования в Москве Ломоносов должен был стать священником. Имеются сведения о том, что ему предстояло отправиться на Крайний Север, к карелам. Но Промыслу Божию было угодно направить его жизнь по другой дороге. В этот момент в Московскую духовную академию был дан запрос прислать в Петербург 12 наиболее способных учеников для посылки их за границу в ученье. В число этих избранников попал и Ломоносов.

Из Петербурга Ломоносов в обществе двух товарищей был отправлен в Германию изучать горное дело. Но по счастливой случайности, прежде чем попасть к специалисту по горному делу Генкелю, Ломоносов провел несколько лет (1736–1739) в Марбурге в обучении у известного математика и философа Христиана Вольфа. О нем нужно сказать несколько слов, дабы уяснить дух его влияния на слагавшееся мировоззрение Михаила Ломоносова. Но прежде следует указать, как была сформулирована цель пребывания наших русских учеников за границей. В инструкции, данной Ломоносову и его товарищам, было сказано, что они во всех местах своего заграничного пребывания должны были показывать «пристойные нравы и поступки, изучать химическую науку и горные дела, а также учиться и естественной истории и физике, геометрии, тригонометрии, гидравлике и гидротехнике. Кроме того, изучать русский язык, латинский, французский, немецкий и рисование». Однако Ломоносову было суждено приобщиться сначала к передовой в то время немецкой философии, которая в известном смысле была знамением Нового времени. Представителем этой философии и был Христиан Вольф.

В это время Вольф был самым известным ученым в Германии. Широко и всесторонне образованный, он отличался светлым умом и искренней религиозностью и доброжелательным отношением к людям, особенно к учащейся молодежи. Он не был оригинальным мыслителем, но его ученая слава объясняется главным образом тем, что он сделал популярной в Германии трудную философскую систему своего учителя Лейбница, о котором также необходимо дать хотя бы самое общее представление.

Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716) был чрезвычайно многосторонней личностью. Он оставил заметный след в самых разнообразных отраслях человеческого знания: математике, юриспруденции, истории, богословии, а также в политике и философии. В математику им введено впервые понятие о бесконечно малых величинах, которое в философии послужило ему для сближения и примирения таких противоположностей, как душа и тело, как дух и материя. Критикуя идею материи, он показал, что ее сущность не может заключаться в протяженности, а состоит в идее силы, энергии. А протяжение есть лишь распорядок вещей, результат деятельности силы. С другой стороны, он в объяснение душевной жизни ввел понятие бессознательного, показав, что сознание имеет бесконечное множество степеней. Этим самым Лейбниц подвел явления сознания под те же понятия силы, деятельности, энергии. Носителем силы, по Лейбницу, являются монады, представляющие реальное бытие. Каждая монада есть самодовлеющее бытие, она вечна, непроизводна и не испытывает никакого воздействия извне: она развивается исключительно из внутренних побуждений. Сущность монады, ее деятельность, заключается в представлении. Сила представления, будучи внутренним состоянием, отражает с бесконечно различною степенью ясности весь внешний мир, состоящий из системы вечно живых и деятельных монад, приведенных в гармонию центральною монадою, или Богом.