Игорь Максимычев - ПАДЕНИЕ БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЫ

Дело в том, что в этот день на западном берегу Верры отмечался праздник урожая, на который собрались со всей ФРГ родственники бывшего хозяина имения Вальхаузен, крупного землевладельца, лишившегося своей собственности в восточной зоне в результате земельной реформы, осуществленной советскими оккупационными властями. Три молодых человека и одна девица из числа упомянутых родственников в состоянии сильного подпития решили «отомстить» новым владельцам и начали обстрел противоположного берега. У всех этих «мстителей» были охотничьи билеты и, следовательно, разрешение на ношение оружие. Слава богу, они ни в кого не попали. Но что было бы, если бы имелись жертвы и пограничники ГДР открыли ответный огонь, на что имели полное право? По реке Верре проходила не только германо-германская граница, но и линия соприкосновения НАТО и Организации Варшавского договора. В феврале 1991 года, уже после присоединения ГДР, полицейское расследование было прекращено[63].

25 августа Кочемасов рассказал нам о состоявшейся накануне беседе с председателем Совета министров ГДР Вилли Штофом[64], который назвал ситуацию с «выездниками» сложной ввиду отсутствия поля для маневра. По словам посла, Штоф говорил: «Прервать выезд туристов в ВНР нельзя. Попытаемся сузить масштабы, хотя это сложно. Венгры нас не понимают, но и им непросто. [Ведется] активная диверсионная работа из ФРГ по разложению и заманиванию в ФРГ; это планировалось давно с прицелом на 40-летие ГДР». Посол комментировал слова собеседника следующим образом: «Друзья судорожно ищут выход. Пока дано указание усилить работу с каждым в индивидуальном порядке. Штоф ситуацию не очень драматизировал. Причины ухудшения обстановки – невнимание к людям, бюрократизм, невозможность высказать свое мнение (как в экономике, так и в политике), засилье догматизма. Нужна перестройка идеологической работы». И в последствии руководство ГДР «не драматизировало» положение, хотя никто не видел путей выхода. Просто надеялись, что все как-нибудь «уладится» само собой.

Пока же решили без большой огласки в печати дать разрешение тем, кто находился в посольствах ФРГ в соцстранах, без проволочек выехать в Западную Германию с тем, чтобы эта проблема не помешала отпраздновать 40-летие республики. (Естественно, от огласки воздерживались или отделывались несколькими ничего не говорящими строчками только СМИ ГДР; западногерманская печать трубила об этом во всю мощь.) 8 сентября постпредство ФРГ в Берлине покинул последний «оккупант»; вскоре все они выехали в Западную Германию. Правда, это не означало, что постпредство вернулось к нормальной работе: посетители по-прежнему не допускались в здание, поскольку западногерманские дипломаты не без оснований опасались, что «оккупация» возобновится с участием других «выездников». 30 сентября прилетевший в Прагу министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер объявил тамошним восточногерманским «сидельцам», что все они получили согласие властей ГДР на выезд в Западную Германию. Умело срежиссированная сцена выступления Геншера перед собравшимися в посольстве ФРГ в Праге людьми неоднократно передавалась всеми западногерманскими телевизионными каналами и была доведена практически до сведения каждого жителя ГДР. С тем чтобы «сохранить лицо», власти республики потребовали формального возвращения «выездников» на территорию республики, прежде чем они поедут в ФРГ (официально считалось, что они выдворяются из ГДР по гуманитарным соображениям).

Однако это странное урегулирование привело лишь к отрицательным последствиям. Уже состоявшаяся 1 октября первая волна выездов из Праги (6000 человек) и Варшавы (800 человек) поездами особого назначения через Дрезден сопровождалась попытками «посторонних» (которых не было ни в Праге, ни в Варшаве, но которые хотели уехать в ФРГ) присоединиться к выезжающим по пути следования железнодорожных составов. Когда же 3-4 октября пошла вторая волна выездов, возникли серьезные столкновения между полицией и толпой, пытавшейся штурмом взять вокзал в Дрездене[65]. Банальное головотяпство партийной бюрократии привело в ГДР к первому открытому столкновению между силами поддержания правопорядка и недовольными гражданами. Затем стычки народной полиции с демонстрантами стали почти нормальным явлением. Временами они приобретали ожесточенный характер – как, например, во время празднеств 7 октября, когда демонстранты пытались прорваться к Дворцу Республики, где проходило торжественное заседание с участием иностранных гостей. Нам рассказывали, что во время двухдневного заседания политбюро ЦК СЕПГ 10-11 октября Хонеккер поставил в неформальной обстановке (за обеденным столом) вопрос о возможности вывести на улицы танки ННА («Просто вывести!»). Его никто не поддержал. Реакция Хонеккера: «Нет так нет!»[66]. 3 октября, после того как Чехословакию покинули все желавшие выехать в ФРГ восточные немцы, власти ГДР временно отменили безвизовый выезд своих граждан в социалистические страны. Таким образом, накануне 40-летия республики границы ГДР были закрыты. Скопившихся в Варшаве «выездников» переправили в ФРГ без заезда в ГДР двумя специальными рейсами польской авиакомпании «Лот» 17 и 20 октября.

Судя по всему, ситуация явно выходила из-под контроля. Позволительно усомниться в том, что даже полномасштабная перестройка внутренней политики СЕПГ могла бы на тот момент обеспечить перелом в настроениях населения. Слишком много времени было потеряно в бездействии, которое к тому же продолжалось. Из-за болезни Хонеккера республика на два месяца (август-сентябрь) оказалась в определенном смысле обезглавленной. Впрочем, возвращение вождя к исполнению своих обязанностей отнюдь не улучшило взаимоотношения между правителями и управляемыми. В комментарии на тему о «выездниках», опубликованном 1 октября АДН, официальным информационным агентством ГДР, говорилось, что они «своим поведением попрали наши моральные ценности и сами исключили себя из нашего общества. Поэтому никто по ним не заплачет». Утверждали, что последнюю фразу собственноручно вписал в текст Хонеккер. Трудно было представить себе что-либо более неуместное и провокационное в условиях, когда из республики бежали тысячи молодых людей.

Параллельно с акциями «выездников» выплеснулось на улицу и недовольство людей, требованием которых стали радикальные реформы в ГДР под лозунгом: «Мы остаемся здесь!» С 4 сентября каждый понедельник после вечернего богослужения в церкви Св. Николая в Лейпциге начались уличные шествия, которые очень скоро превратились в коллективного выразителя чаяний протестной части общественного мнения ГДР. Эти «понедельничные демонстрации», для участия в которых со временем стали собираться люди со всей республики, формулировали те конкретные требования, на удовлетворение которых властям предстояло пойти. В первой демонстрации участвовали всего лишь 1200 человек (позже счет шел на десятки и сотни тысяч), но выдвинутые ими требования поддерживались большинством населения. На первом месте были: «Свобода поездок вместо массового бегства!» и «Долой Штази!» Скоро на транспарантах демонстрантов появилась цитата из Бертольда Брехта: «Если вождей не устраивает народ, пусть поищут себе другой»[67]. Наибольшей популярностью пользовался лозунг: «Народ – это мы!» («Wir sind das Volk!»). Именно он стал боевым кличем осени перемен в ГДР[68].