Шолохов. Незаконный - Прилепин Захар

Родители могли серчать на Михаила за его путешествия с казаками – но тут, видимо, как в том рассказе соседки, когда совсем малолеткой нахалёнок садился на колодезный журавль и не пугался никакой ругани, – лишь бы вознесли повыше: чтоб испытать это чувство взметнувшёйся земли, полёта, задора.

Взрослел он – как и многие тогда – рывками; год шёл за три.

Из Плешакова Миша вернулся к родителям в Рубежный. От Поповых, в доме которых шли вечные совещания, Шолоховы съехали в семью казака Степана Максимовича Воробьёва, участия в мятеже не принимавшего. Количество казачьих семей – с их бытом, речевыми характеристиками, привычками, повадками, семейным укладом, – которые Михаил успел увидеть просто потому, что там, среди них, жил, – пополнилось ещё одной фамилией.

Дом Воробьёвых был крыт жестью. Семья состояла из трёх человек: Степан, его жена Феврония Филипповна и сын. Именно от воробьёвского дома шёл крутой «восьмисаженный» спуск к Дону: как у Мелеховых в романе.

Житель хутора Рубежного Николай Данилович Попов, 1906 года рождения, рассказывал, как в те месяцы Михаил однажды едва не погиб.

«Помню, приехал он как-то попутно с казаками, остался порыбалить, а вечером ему надо было ехать домой. Но пошёл сильный дождь, и я поленился его везти.

“Бери, – говорю, – старую кобылу и езжай, а там уздечку сымешь и пустишь. Она сама домой придёт”.

Домой-то лошадь ходила, но имела дурную привычку: как зайдёт, бывало, в воду, так и ложится на бок. А я забыл предупредить его об этом.

Прошло полчаса, как Миша уехал. Смотрим – идёт кобыла вся мокрая и с уздечкой. Испугались мы, оседлали лошадей с отцом и поехали седока искать.

…Подскакали к Кривому логу, а вода гудит в нём, как весной. Смотрим, идёт Миша уже из леса – весь слипся, в тине. Посадили мы его на коня и повезли к себе домой.

Обмыли, обстирали, и только тогда он рассказал нам: “Подъехал к Кривому и хотел уже возвращаться – поток был слишком сильный, – но лошадь сама пошла в воду. А как только дошла до середины, – так и легла”.

Лошадь-то после вскочила, а Мишу покатил поток до самого леса. Только там он ухватился за кустарник и вылез из воды».

В «Тихом Доне» имеются минимум две великолепно сделанные сцены, когда сначала Григорий Мелехов, а затем Пантелей Прокофьевич едва не тонут – правда, не верхом на лошади, а управляя санями. В любом случае тот эмоциональный шок, что пережили сначала автор, а затем его герои, был соприроден, схож.

В Рубежном Шолоховы оказались соседями Фоминых.

Местный уроженец и герой «Тихого Дона», о котором уже шла речь выше, Яков Ефимович Фомин родился в 1885 году. Дом Фоминых был один из лучших в Рубежном: с огромным двором, старинный, четырёхкомнатный, с высоким балясником и резными окнами.

Фомин воевал в Первую мировую, имел награды. 1916-й встретил старшим урядником 52 казачьего полка. В 1917-м он член полкового дисциплинарного суда. Но в шолоховском романе он появляется в несколько ином качестве. С ним во время службы на германском фронте случайно пересекается Пётр Мелехов, заметив задержанного дезертира. Это первое упоминание Фомина в книге (второй том, четвёртая часть).

«Петро, усиленно напрягая память, пытался вспомнить, – где он видел это широкое рыжеусое и рыжебровое лицо атаманца. Не отвечая на назойливые вопросы вольноопределяющегося, атаманец редкими глотками тянул кипяток из медной кружки, сделанной из гильзы снаряда, прикусывая чёрным размоченным в воде сухарём. Далеко расставленные выпуклые глаза его щурились; прожёвывая и глотая, он шевелил бровями, глядел вниз и по сторонам.

…Петро, едва лишь услышал голос дезертира, сразу, как это всегда бывает, с поразительной отчётливостью вспомнил, что атаманец этот – с хутора Рубежина, Еланской станицы, по фамилии Фомин, и что у него ещё до войны на еланской годовой ярмарке торговали Петро с отцом трёхлетка-бычка.

– Фомин! Яков! – окликнул он, протискиваясь к атаманцу.

Тот неловким, растерянным движением сунул на бак кружку; прожёвывая, глядя на Петра смущёнными улыбающимися глазами, сказал:

– Не признаю, браток…

– С Рубежина ты?

– Оттель».

Фомин у Шолохова – атаманец, а в «Тихом Доне» это всегда признак отрицательного или недалёкого персонажа. Автор наделил этого героя рядом вымышленных черт: как минимум, дезертиром он в реальности не был. Но последующие его появления в романе следуют действительной биографии Фомина.

В третьей книге он служит в повстанческой Донской армии. Затем выступает в качестве пособника большевиков.

«…началось самое страшное – развал фронта. Первым обнажил занятый участок находившийся на калачовском направлении 28-й полк, в котором служил Петро Мелехов.

Казаки после тайных переговоров с командованием 15-й Инзенской дивизии решили сняться с фронта и беспрепятственно пропустить через территорию Верхне-Донского округа красные войска. Яков Фомин, недалёкий, умственно ограниченный казак, стал во главе мятежного полка, но по сути только вывеска была фоминская, а за спиной Фомина правила делами и руководила Фоминым группа большевистски настроенных казаков».

Вспоминает участник Гражданской, житель станицы Вёшенской Алексей Петрович Грибанов: «В конце 1918 года группа казаков 28 пластунского (пехотного) полка во главе с урядником из хутора Рубежного Яковом Ефимовичем Фоминым склонили казаков полка на выступление против засилья генералов и офицеров. Под угрозой физической расправы кадровые офицеры вместе с командиром полка Сергиенко сбежали. Освободившись от офицеров, полк прекратил военные действия против Красной Армии у Калача и двинулся к Окружной станице Вёшенской, где находился штаб северного фронта белоказаков и атаманское начальство Верхне-Донского округа. На своём пути мятежный полк уничтожал линии связи, нарушал пути снабжения фронта, разоружал тыловые и резервные части. Станицу Вёшенскую полк взял с ходу 28 января 1919 года».

У Шолохова читаем: «Краснов, занятый прибывшими в Новочеркасск союзниками, пытался воздействовать на Фомина. Он вызвал его к прямому проводу Новочеркасск – Вёшенская. Телеграф, до этого настойчиво выстукивавший “Вёшенская, Фомина:, связал короткий разговор: “Вёшенская Фомину точка Урядник Фомин зпт приказываю образумиться и стать с полком на позицию точка Двинут карательный отряд точка Ослушание влечёт смертную казнь точка Краснов”.

При свете керосиновой лампы Фомин, расстегнув полушубок, смотрел, как из-под пальцев телеграфиста бежит, змеясь, испятнанная коричневыми блёстками тонкая бумажная стружка, говорил, дыша в затылок телеграфисту морозом и самогонкой:

– Ну, чего там брешет? Образумиться? Кончил он?.. Пиши ему… Что-о-о? Как это – нельзя? Приказываю, а то зараз зоб с потрохами вырву!

И телеграф застучал:

:Новочеркасск атаману Краснову точка Катись под такую мать точка Фомин”».

Грибанов уточнял, что в действительности это был не Краснов, а генерал Святослав Варламович Денисов: «Командующий белоказачьей Донской армией генерал Денисов по прямому проводу телеграфа Новочеркасск – Вёшенская вызвал к аппарату командира мятежного полка Якова Фомина. Он приказал уряднику Фомину сложить оружие и сдать полк командующему Северным фронтом белых генералу Иванову. В обмен Денисов милостиво обещал помиловать полк. Яков Фомин спокойно выслушал приказ и тут же ответил. Но ответ был передан в таких матерных выражениях, которые начисто отбили охоту у генерала к продолжению начатого разговора».

Когда 9 февраля 1919 года в Вёшенскую вошла 15-я Инзенская дивизия, Фомин стал окружным военным комиссаром. Шолохов впервые мог его увидеть ещё там: он как раз доучивался последние дни в гимназии – а комиссариат располагался напротив.

Во время Вёшенского мятежа Фомин, как и его книжный двойник, успел бежать из станицы.

У Шолохова: «Ошарашенный Кошевой сам не помнил, как очутился на площади. Он видел, как Фомин, в бурке, чёрным вихрем вырвался из-за церкви. К хвосту его рослого коня был привязан пулемёт. Колёсики не успевали крутиться, пулемёт волочился боком, его трепал из стороны в сторону шедший карьером конь. Фомин, припавший к луке, скрылся под горой, оставив за собой серебряный дымок снежной пыли».