Русский Моцартеум - Геннадий Александрович Смолин
– Заночую у брата, – посвятил меня Владик в свои планы и подмигнул. – Сам понимаешь, с этими козлами потом объясняться и оправдываться.
Я ему пообещал тот же режим наибольшего благоприятствования.
Таким образом за вечер у меня перебывал весь наш «деловой» мир. Со всеми я распивал напитки, всем обещал поговорить с шефом и под страхом смерти не рассказывать никому в хайме: дескать, засмеют, проклятые… Каждый ругал всех подряд, сетовал на идиотизм ситуации и обещал меня отблагодарить. Последним оказался представитель криминальных кругов. Тот меня называл «братухой», предлагал «косяк», обещал всестороннюю поддержку и недорого ворованные вещи из Ка-Дэ-Вэ.
Через день мне это стало все надоедать, и я, снизив цену до десяти марок за час и на четвертый день собрав всех страждущих, объявил, что цемент закончился – вышел весь! А меня выкинули на улицу.
Как мне было их жаль… Да, да, жалко по-настоящему! Ведь они, находясь в центре этого идиотского спектакля, всё же надеялись заработать, причем сами они в этом ничего дурного не видели, но какая-то совковость и забитость мешала им быть самими собой. Они очень боялись выпасть из этого абсурдного хора джентльменов – показаться не такими значительными, как хотелось бы. Они играли – каждый свою роль и каждый знал, что это – его, родная, выстраданная роль! Им хотелось быть теми истыми буржуа, какими, как им казалось, должен был быть уважающий себя человек, им хотелось пожить этой сказкой, им нравилось играть в этом театре абсурда. Ведь никто из них не догадывался, что роль эта будет очень тяжелой, а для кого-то и непосильной – ни по деньгам, ни по настроению, но, тем не менее, они продолжали участвовать в этом спектакле под названием «эмигрантская жизнь»…
XV. Назад, в «Шарлоттенград»
«Ночь! Обольщенье! Кокаин! – Это Берлин!..»
Андрей Белый, 1924 год, «Шарлоттенград»
Обстоятельства смерти великого австрийского композитора и сегодня, 226 лет со дня смерти Вольфганга Моцарта, побуждают исследователей возвращаться к документам, фактам и преданиям тех далеких лет. В надежде, хоть и призрачной, те достопамятные события, будто Ивиковы журавли, вновь и вновь возвращают нас к нынешним венским и зальцбургским «хранителям Грааля», чтобы приблизиться к истине, роскошный иероглиф которой выбил на скрижалях истории русский солнечный гений Александр Пушкин.
Так вот, вся эта круговерть началась с прочитанной в «Шпигеле» статьи «Назад, в Шарлоттенград», где я узнал о русской эмигрантке первой волны, поэтессе Вере Иосифовне Лурье. Тогда-то я вспомнил о просьбе Сансаныча брать всё, что касается Моцарта, и отсылать в Москву. У меня тут же созрела «идея на миллион»: а не махнуть ли мне в Вильмерсдорф – предместье германской столицы и познакомиться с эмигранткой далёких революционных лет. А вдруг там хранятся уникальные документы, манускрипты и даже артефакты, связанные с великим Моцартом!..
С этого, пожалуй, всё и началось. Как будто я нажал на «спусковой крючок», раздался «выстрел», и моя жизнь стала развиваться по иным, необъяснимым правилам и таинственным канонам. Изложенное ниже находится за гранью моего – я имею в виду человеческого – понимания. И, тем не менее, это невыдуманная история жизни и смерти Вольфганга Амадея Моцарта…
Рукопись попала ко мне совершенно случайно. Этот манускрипт передала мне эмигрантка первой русской волны поэтесса и графиня Вера Лурье, жившая в предместье Берлина – Вильмерсдорфе. То был своеобразный подарок Верочки Лурье от казачьего офицера Войска Донского – Александра Ивойлова, успевшего передать ей манускрипты о Вольфганге Моцарте. Александр значился в «Казачьем стане» генерала Т. И. Доманова; это формирование оказалось в зоне оккупации англичан и, как она узнала позже, все казаки были выданы советскому командованию под Линцем и препровождены в СССР. Помочь Сашеньке Ивойлову Вера Лурье не сумела, смогла лишь страстно полюбить до конца дней своих…Итак, по порядку…
Созвонившись с редакцией журнала «Шпигель», я узнал адрес графини и поэтессы Веры Иосифовны Лурье, а проще фрау Лурье и номер её домашнего телефона. Она оказалась дома и взяла трубку.
Мы договорились встретиться на следующий день. Пунктуально, по-немецки: в девять ноль-ноль. Я арендовал вишнёвый «Опель» и улёгся пораньше спать.
В последствии всё это напрочь перевернуло всю мою жизнь. Следуя наставлениям графини, мне пришлось продолжить «дело её жизни» и заняться собственным мистико-эзотерическим расследованием, в результате которого были найдены сенсационные данные о крупнейшем скандале в европейской культуре XVIII столетия, связанного с тайной ранней гибели Бога музыки Вольфганга Амадея Моцарта.
Приступая к изучению доставшихся мне от Веры Иосифовны документов, я понятия не имел о тайных ложах, франкмасонах, иллюминатах, об эзотерических знаниях, ничего не знал про обряды посвящения для «профанов», которых рядили в смирительные рубашки масонских лож и прочих эзотерической организаций, руководители которой пытались оспаривать власть самого Господа Бога. Исподволь, мастера и гроссмейстеры убеждают нас в исключительности и высшем предназначении «посвящённых» или масонов, имя которых легион, как записано в Библии.
Ныне я осведомлён об этом, скажем так, чересчур хорошо. Слишком уж часто смерть подстерегала тех, кто осмеливался жить собственной правдой и переступил ту роковую черту, за которой их поджидала неминуемая смерть. Вопрос в другом и главном: а стоит ли жить по-иному – быть толерантным и амбивалентным, быть конформистом?
За два столетия история, которую поведали мне эти манускрипты, а если быть точнее – рукописные и иные документы, опалили испепеляющим огнем мысли и души не одного человека. Череда смертей вовлекла каждого из них в бешеную пляску, которой не было сил противиться. Теперь пришёл мой звездный час. Я это понял и воочию ощутил на себе. Вот почему я пришел к выводу, что обязан обнародовать то немногое, что мы знаем (или думаем, что знаем) об Амадее Вольфганге Моцарте. Зачем? Ответ прост. Я надеюсь, что сумею – пусть даже на мгновение – прервать безумную пляску смерти и лишить её злой колдовской силы, чтобы она не успела поглотить и следующие персонажи этой интеллектуальной трагедии. Задача осложнялась тем, что я сам был вовлечен в этот завораживающий процесс и захвачен вихрем страшных танцев. Прямо на моих глазах смерть обольщала разными превратностями, лаская и обволакивая очередную жертву и все крепче и крепче прижимаясь к её бедрам. А нескончаемая временная цепь только распаляла смерть, кружа её в мучительно-сладостных па, в ожидании своего вожделенного часа «икс».
Преуспею ли я в своём праведном намерении, не ведаю. Но что меня насторожило – это то, что на меня снизошло некое безразличие, в душе зазвенела леденящая
