Энцо Феррари. Биография - Брок Йейтс
Тяжелая утрата особенно сильно ударила по Нуволари, который всю ночь провел в госпитале Монцы, утешая скорбящих жен погибших гонщиков. Когда его спросили о том, как смерть отразилась на его собственной манере езды, он ответил философски: «Такое случается, когда меньше всего ждешь. Если бы мы постоянно думали об опасностях, подстерегающих нас повсюду, мы бы никогда не сделали и одного круга».
Энцо Феррари исполнил свой долг, почтив память Кампари и Бордзаккини на их похоронах, но работа гоночной конюшни, тем не менее, продолжилась без пауз и остановок. Луи Широн, прозванный «коварной лисой» за свой вкрадчивый, почти не привлекающий внимания стиль вождения, был сохранен конюшней в качестве замены Кампари, и неделю спустя в чехословацком Брно он опередил Фаджоли, выиграв гонку, в которой Scuderia заняла первые два места. Но в тот год фортуна Scuderia словно двигалась по спирали, и впереди команду ждал еще один трагический сюрприз. Последняя для команды Феррари гонка в том сезоне проходила неподалеку от Неаполя и являла собой подобие Mille Miglia: гонка по маршруту длиной в 480 километров по итальянскому «сапожку» называлась Кубком принцессы Пьемонта. Этот этап едва ли мог соперничать по своему масштабу с международными этапами Гран-при, регулярным участником которых Scuderia являлась, однако ее любительская команда была представлена там в солидном составе. Барбьери и Коммоти одержали легкую победу, но она едва ли могла перевесить горечь от утраты многими любимого и ценимого в команде Гвидо Д’Ипполито. Его «8C-2600MM», которую он делил с Франческо Севери, натолкнулась на фермерскую телегу (движение по общественным дорогам никогда полностью не перекрывалось ради таких гонок), и в результате столкновения Д‘Ипполито погиб на месте.
Когда члены Scuderia собрались на свой ежегодный банкет по случаю закрытия сезона, встреча получилась гораздо более сдержанной в эмоциональном плане, нежели в предыдущие годы. Трое их коллег были мертвы, а величайший гонщик Италии, начинавший год в их рядах, переметнулся к Maserati. Что еще хуже, из Германии приходили слухи о том, что гитлеровский режим занят финансированием полномасштабного наступления на мир автогонок Гран-при, которое может вскоре отправить на свалку истории все действующие модели болидов, включая и «P3». Позитивные моменты заключались в том, что Scuderia теперь могла считать себя полноправным официальным представителем Alfa Romeo в больших автогонках, а также рассчитывать на помощь талантливых Бацци и Маринони, вошедших в ее ряды. Впервые со времени своего образования Scuderia могла считаться ведущим игроком в высшем эшелоне бизнеса, способным соперничать с такими гигантами, как Bugatti и Maserati — а также с ожидавшимся немецким натиском. Несмотря на все смерти и желчь в его адрес, Энцо Феррари мог вспоминать прошедший сезон с некоторым удовлетворением, свойственным лишь человеку с алмазной прочности стремлением побеждать любой ценой.
Глава 6
Энцо Феррари знал, что в 1934 году Scuderia будут ждать громадные перемены и масса неизведанного. Стремительно ухудшавшееся экономическое положение Alfa Romeo вынудило итальянское правительство в начале 1933 года целиком включить завод в IRI (Istituto di Ricostruzione Industriale), в составе которого она пребывает и по сей день, и поставить у его штурвала Уго Гоббато, человека железной воли. Казалось, что политика нового директора увязывалась с желанием Феррари руководить всей гоночной программой завода целиком. Гоббато был молодым, энергичным инженером, поднявшимся на вершину иерархии благодаря своим выдающимся административным навыкам. Он был во многих отношениях антиподом Феррари; один подходил к работе тщательно и методично, другой склонялся к постоянным импровизациям. Гоббато был классическим человеком организации, что объясняло его восторженное участие в деятельности фашистской партии. Феррари же был больше одиночкой, полагавшимся на свой собственный острый ум, нежели на коллективную мудрость комитетов. 1931 год Гоббато провел в России, помогая коммунистам с организацией крупнейшего в мире завода по производству подшипников. (В то время сталинский режим активно пользовался помощью многочисленных западных инженеров, чтобы ускорить процесс индустриализации страны. Некоторые, как Гоббато, клевали на их щедрые приманки. Другие, как Фердинанд Порше, нет.)
Вернувшийся теперь в Италию и возглавивший полностью национализированный завод, который теперь почти целиком был занят производством вооружений для военных нужд, Гоббато принял в ноябре 1933 года решение, по которому Alfa Romeo должна была прекратить участвовать в соревнованиях от своего имени и передать свой гоночный департамент в ведение Scuderia Ferrari. Гоббато, вне всяких сомнений, четко дал понять, что верность фашистской партии имела критическую важность для любого, кто надеялся вести бизнес с Alfa Romeo. И хотя Энцо Феррари никогда не выражал никакой конкретной политической ориентации, в первую очередь он был прагматиком, понимавшим, что с чувствами Гоббато необходимо считаться, а то и вовсе открыто их поддерживать. Как и в случае со многими итальянцами, потребление Феррари фашизма сводилось к диете из жидкой похлебки, которая была далека от густого, наваристого бульона гитлеровских национал-социалистов или холодного супа ленинского марксизма. Муссолини казался могущественным, находчивым лидером, и массы его обожали, по крайней мере на расстоянии, с которого можно было бы комфортно наслаждаться его эксцентричным поведением, словно неким ура-патриотическим театром. Несмотря на охватившую юг страны бедность и ворчание коммунистов севера, страна на всех парах плыла вперед под его протекцией, не догадываясь о том, куда это путешествие может ее завести. Многие из очевидных успехов фашистов — общественные проекты, тяжеловесная и неуклюжая социальная инженерия, а также наращивание военной мощи — казались доказательствами возрождения сильной, единой Италии, напоминавшей о временах Римской империи. Но это было большое заблуждение. За фасадом из парадов, громкой риторики, маршей в броской новой униформе пыхтела, двигаясь вперед, все та же раздробленная на регионы, циничная, изолированная, оппортунистическая Италия, которую слабо впечатляла вся эта суета — она оставалась все той же, что и раньше. Да, люди воодушевленно встречали дуче, взмывали руки к небесам в фашистском приветствии, мечтали о могуществе и славе, но в конечном счете, когда ночь спускалась на их дома с запертыми окнами, люди осознавали, что все это лишь очередная игра и что если они хотят выжить, надеяться им нужно только на свою смекалку и способность играть в древнюю игру под названием жизнь в своем, итальянском стиле.
Мало кто из людей лучше Феррари разбирался в нюансах этой игры, а потому в 1934 году он, движимый вперед
