Борис Слуцкий - Илья Зиновьевич Фаликов
В сентябре опасность миновала. Отец выздоравливает. Сын-поэт опять вне зоны досягаемости.
6/11-63 г
Дорогой мой сыночек!
Как твоё здоровье? Вчера получили твоё письмо и были бесконечно рады ему. Очень рады за Танюшу, что она поехала в Польшу. Когда вернётся — напишите нам. Теперь относительно того, что тебя ругают в Лит. газете. Я когда прочла статью обозревателя Ю. Жукова за 30 марта — мне стало как-то не по себе — как-то он подчеркнул такие слова: в сб., выпущенном в Лондоне, включён подбор авторов и включил тебя и Винокурова — наряду с Евтушенко и другими. Но когда в следующей газете Лит. — читала Долматовского, успокоилась, т. к. он хорошо разъяснил — что на Западе давно переводят наших поэтов и писателей. Ругают сыночек не только тебя — но и Твардовского и Суркова так что как ты пишешь что это в Вашей среде обычное явление — мы так и будем на это реагировать. У нас всё благополучно. Мы все здоровы. Погоды у нас тоже февральские — снег без конца идёт — полная зима.
Спасибо тебе сыночек за привет от детей — они наверное приехали в Москву купить что-нибудь. Я на днях дала им поздравительную телеграмму 4 апреля их годовщина, а 8 апреля Фимочкин день рождения. Ну, новостей пока нет никаких. Ждём от вас дорогих детей хороших весточек. Крепко-крепко тебя целуем.
Мама папа Мура Ирочка
Двадцать четвёртого мая 1968 года родители Слуцкого собираются отметить золотую свадьбу. Реакция отца на это событие неизвестна, но мать придаёт этой дате большое значение, как и всем памятным датам. 6 мая поздравляют Бобочку с днём рождения и Днём Победы: «Для нас это большой праздник. Я ещё не забыла этот день, когда тебя ещё не было дома, а я обливалась с папой слезами. Теперь дорогие дети относительно нашей золотой свадьбы. Ты Борис вроде против этой даты — а мы без тебя и Танюши устраивать ничего не будем т. к. нам просто стыдно будет перед всеми нашими родными Вашим отсутствием. Напиши нам об этом. Это уже последнее торжество — сколько мы ещё будем жить».
Двадцать четвёртого сентября 1968 года Абрам Наумович умер.
Двадцать четвёртого октября 1968 года Александра Абрамовна отправляет старшему сыну свою обычную почтовую карточку из Тулы. Она уже несколько недель гостит у сына Фимы. «От Муры получаю письма раз в неделю». Открытка подписана: «Мама, Рита, Фима, Лёлечка». И больше уже до конца — ни одного упоминания об отце семейства...
Не охоч до писем, Слуцкий присылает сестре модельную обувь. «Сегодня Мурочка получила твой подарок белые ботинки — они очень хорошие, красивые — но у нас их носить нельзя, т. к. у нас очень грязно — Мурочка их продаст и купит себе другие — она очень благодарит за подарок» (18 февраля 1969). В мае 1969-го ему стукнуло пятьдесят, мама обижается (11 /V — 69 г): «Почему вы мне всё время не писали — ждала вас, что вы заедете ко мне — а вы так и не приехали и ничего мне не написали — ждала вас целый день. Как получите открытку, напишите мне».
Она продолжает гостить в Туле, томится, беспокоится, пишет в Москву (20/1II—70 г.):
Дорогие мои Танюша-Боря!
Как вы мои дорогие поживаете? Как ваше здоровье?
Сегодня в Правде за 19 марта читала про тебя, дорогой сыночек — кто-кто, а я помню хорошо, сколько мы родители переживали, пока, наконец, получили от тебя весточку, что ты жив. Уже война давно закончилась. Многие вернулись — а от тебя писем не было — этого никогда не забуду.
Её обида затягивается, становится хронической, к семидесятым годам усиленная подкравшейся болезнью.
Последнее из сохранившихся у Слуцкого писем матери не датировано, приблизительно это 28 сентября 1973 года. Её тридцатое из сохранившихся писем. Важно то, что это — попытка написать письмо. Может, она и не догадывается, что оно бессвязно.
Дорогой сыночек!
Получила твою новую книжку стихов. Читаю и перечитываю — мне очень нравится — спасибо тебе дорогой сыночек не забываешь маму
Сейчас читаю твою книгу — мне очень всё в ней нравится — с большим удовольствием читаю и перечитываю.
Вот только ты бы дорогая Танюша выздоравливала — не волнуйся дорогой сыночек всё будет хорошо ...
С Лилей Юрьевной Брик Слуцкий познакомился в предвоенной Москве. Её последний муж В. В. Катанян по долгу дружбы с Маяковским занимался его наследием. Он чутко реагировал на интересы и знакомства жены.
У ЛЮ было удивительное чутьё на всё новое, талантливое, на людей незаурядных. Когорта предвоенных молодых поэтов: Борис Слуцкий, Михаил Львовский, Павел Коган, Михаил Кульчицкий... Она их выделила, и они инстинктивно тянулись к ней — к музе поэта, которого боготворили. Неизвестные, молодые, беспечные студенты бывали у неё в доме, читали ей стихи, разговаривали о поэзии, она их всегда вкусно угощала... ЛЮ очень ценила стихи Бориса Слуцкого, любила его самого и его разговоры, переписывалась с ним в годы войны.
Жизнь Лили Юрьевны Брик не ограничивалась салоном и заёмными лаврами. Под её редакцией вышло первое академическое собрание сочинений Маяковского, она ставила кино (в молодости снималась), сочиняла сценарии, занималась балетом и лепкой, писала своё (рассказы, мемуары).
Многие десятилетия — поныне — муссируется тема сотрудничества Лили Юрьевны с органами ВЧК — ГПУ — НКВД — КГБ, и якобы существуют (существовали) некие свидетельства и документы, в частности — удостоверение на её имя, подтверждающее сей факт. Абсолютно достоверно одно — интимная связь Лили Юрьевны с высокопоставленным чекистом Аграновым. В полёте подобных гипотез и Маяковский обретает статус секретного агента, достигшего высот кадрового разведчика.
В годы войны, в пермской эвакуации, она выступала перед бойцами с лекциями о Маяковском. На войне,
