Леонид Фиалковский - Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду

Лейтенант Лейкин подбил два танка противника, задержав его продвижение на участке, занимаемом нашими войсками. Командир роты Мартыненко, младший лейтенант Калашников, командир взвода младший сержант Назаров уложили перед своими позициями несколько десятков солдат и офицеров противника, удерживая занимаемые рубежи. Красноармеец Бадылевский проник в район расположения противника, залез в подбитый немецкий танк, развернул башню и открыл огонь по вражеской мотопехоте. Там и группа наших ремонтников во главе с воентехником Воропаевым немало способствует успеху танкистов.

Комиссар сделал паузу, откашлялся и продолжал:

— Слушайте о позорном случае, имевшем место в бригаде. Связист роты управления красноармеец Штейнберг зарыл в землю свой партбилет, боясь, что попадет в руки немцев. За проявленную трусость, шкурничество и паникерство его исключили из членов ВКП(б) и передали суду военного трибунала. И на нашей совести позорный факт. Среди нас жил вражеский лазутчик. Ел, спал с нами. Вел подрывные разговоры, склонял наших людей перейти к врагу, в плен сдаться, к семьям вернуться. И никто его за шкирку не посмел привести к особисту. Позор нам всем. Он и пьянку спровоцировал, и врагу бы преподнес нас всех как на тарелочке, но, к счастью, не рассчитал. Взрывы и поджог горючего — это дело его рук. Этот случай должен выше поднять нашу бдительность, чтоб никакие уловки врага не прошли.

Под вечер решили немного отдохнуть, Манько с Наумовым расстелили тент на земле возле машин. Я разбросал шинели, плащ-накидки. Прилегли. Присоединились к нам Ген и Саркисян. Подошли Дьяков и старшина «Крошка».

И в нашем кругу началось обсуждение поступка Штейнберга. Пришли к выводу, что сержант не изменил присяге, Родине, не враг нашего народа. Он проявил малодушие. Страх, как говорят, помутил разум. Еврей не может быть изменником Родины и перейти на сторону немецко-фашистских захватчиков. Это противоречит здравому смыслу. В партии ему не место, но в строю, на поле боя он не подведет, постарается искупить вину — свое малодушие.

Жизнь евреев и их судьба неразрывно связаны с судьбой Советского Союза. Выстоит страна, и евреи могут рассчитывать на существование как народ, нация. Не дай бог — потерпит поражение, и с евреями будет покончено. Это сознает каждый еврей и, не жалея жизни, будет бороться до полной победы над врагом. Суду военного трибунала за этот поступок его не следовало бы подвергать.

Зеты подвергались неоднократным налетам вражеской авиации и артиллерийскому обстрелу. Наши войска удерживали занимаемые позиции. Поступил приказ командующего 64-й армией о выходе из боя и об отводе 254-й танковой бригады к Сталинграду. Бригада сдала участок обороны в Зетах и оставшиеся танки с экипажами 13-й танковой бригаде, которая прибыла на смену. Вышла из полосы массированных бомбовых и артиллерийских ударов на север, и к полудню остатки ее выдвинулись на рубеж Кошары-Блинников, где заняли оборону. Чем обороняться? Ни одного танка. В мотострелковом пулеметном батальоне осталось несколько минометов и одна противотанковая батарея. У личного состава автоматы, карабины и пистолеты. В Блинников прибыли наши две ремонтные группы, Ванина и Воропаева.

Враг наступал. Восточнее нас и северо-восточнее, не более чем в двух-трех километрах, раздавалась артиллерийская канонада, то затихая, то усиливаясь.

Танковая бригада потеряла боеспособность, и ее планировали вывести из боев для повторного формирования. Но в обед стало известно, что бригада получила пополнение: прибыли две роты с танками Т-70. Их отдали 1-му батальону. Это уже немало, значит, предстоят еще бои. А мы надеялись, что выходим на формирование.

Из нашей роты выделили группу красноармейцев с командирами — в помощь саперам для возведения оборонительных сооружений. Бригаде приказали занять здесь оборону и задержать продвижение противника. В поселке было много частей. Еще больше проходили мимо нас на север. Это части и соединения 64-й армии отходили к внутреннему оборонительному рубежу, к южной окраине Сталинграда.

Из роты шла машина в штаб бригады. Решил поехать в медсанвзвод. Дополучить перевязочный материал, шины. Острой необходимости в них не было. Еще имелись запасы. Но, возможно, я искал повод, чтобы увидеть Майю.

У штаба бригады встретил военфельдшера роты управления Гомельского Семена. Выглядел он браво, подтянуто. Мы обнялись.

— Рад тебя видеть живым и здоровым. Расскажи, как дела наши. Ты же возле командования. Что нас ждет? Выведут ли нас для переформирования?

— Пока будем воевать. По секрету скажу тебе, что наше дело — швах. Бригаде приказано занять оборону и прикрыть отход на Андреевку дивизий, с которыми взаимодействовали: 204-ю и еще две — 138-ю и 29-ю. Они должны занять оборону ближе к городу.

— Мы почти в окружении. Что сделает бригада с двумя ротами танков? Воевать-то нечем, — заметил я.

— Две роты — это уже что-то значит. Еще что-нибудь дадут. Видно, нужно вывести армию из мешка, чтоб не попали в окружение. А мы можем лечь костьми тут.

Наше положение критическое. Мы очутились в мешке, горловина которого пока открыта на Сталинград, куда нас и направляют. Северо-западнее в город вошла 6-я армия Паулюса и достигла Волги.

Вместе с ними несколько южнее наступают румынская, итальянская и венгерская армии.

С юга в Сталинград вдоль Волги, опережая нас, стремятся армии Гота и Манштейна. Параллельно им отходим к городу и мы — 64-я и 62-я армии и много других частей и соединений, ослабленных в прошедших боях.

Враг близок к захвату Сталинграда, что закроет горловину мешка и приведет к неминуемой катастрофе, последствия которой могут решить исход сражения в пользу противника.

— Скажи, где медсанвзвод? Нужно получить перевязочный материал.

— Недалеко здесь. Я туда иду, пошли — покажу. Они не развернулись. Все на машинах.

С главной улицы свернули в переулок. В одном из дворов и вдоль забора стояли санитарные и транспортные машины. Нашел Гасан-Заде.

— Чего пришел? — встретил он меня высоким крикливым голосом. — Опять раненых привез? Некуда их брать, и не знаю, куда их отправлять. Сказали, жди указаний. Больные идут, раненых везут. Наши и чужие. Как работать и чего ждать?! Сами не знают, на каком свете! Чего молчишь? Я все говорю, а тебе слово не даю сказать. Здравствуй. Скажи, зачем пришел?

— Здравствуйте. Приятно видеть вас живым и здоровым.

— Что со мной сделается? Я везучий. Так сказала моя бабушка, когда принимала меня на свет божий. Пока не ошиблась. Рад видеть и тебя живым и здоровым. Надеюсь и дальше. Что ты хотел от меня? Или к Майе пришел?