Царевич Дмитрий. Тайна жизни и смерти последнего Рюриковича. Марина Мнишек: исторический очерк - Сергей Эдуардович Цветков
Хрущев уверял, что письма и грамоты Дмитрия ходят по рукам в Москве, и народ читает их с любовью. В конце концов Дмитрий распорядился снять с него кандалы и приблизил к себе.
Вслед за казацкими депутатами прибыло 10 тысяч ранее завербованных донцов. С этими силами 16 октября Дмитрий пересек границу Московского государства. Он должен был чувствовать себя новым Цезарем, переходящим свой Рубикон.
В тот же день десятки гонцов повезли в российские пределы грамоты Дмитрия. Первая была адресована Борису – это было официальное «иду на вы». В ней Дмитрий напоминал ему все его злодеяния (то есть все смерти и несчастья, случившиеся за время Борисова правления), извещал о своем спасении (уже без всяких деталей: спасен «по воле Божьей») и убеждал добровольно оставить престол и удалиться в монастырь, обещая свое милосердие как самому Борису, так и всему его семейству.
Другая грамота обращалась ко всем воеводам, дьякам, служилым, торговым и черным людям:
«Бог милосердый по своему произволению покрывал нас от изменника Бориса Годунова, хотевшего нас предать злой смерти, не восхотел исполнить злокозненного его замысла, укрыл меня, прирожденного вашего государя, своей невидимой рукой и много лет хранил меня в судьбах своих. И я, царевич Дмитрий, теперь приспел в мужество и иду с Божьей помощью на место прародителей моих, на Московское государство и на все государства Российского царствия. Вспомните наше происхождение, православную христианскую веру и крестное целование, на чем вы целовали крест отцу нашему, блаженной памяти государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, и нам, детям его – хотеть во всем добра; отложитесь ныне от изменника Бориса Годунова к нам, и вперед уже служите, прямите и добра хотите нам, государю своему прирожденному… а я стану вас жаловать по своему царскому милосердному обычаю, и буду вас свыше в чести держать, ибо мы хотим учинить все православное христианство в тишине и покое и в благоденственном житии».
Замойский, узнав о начале похода, с досадой сказал:
– Надо будет бросить в огонь все летописи и изучать только мемуары воеводы сандомирского, если его предприятие будет иметь хоть какой-нибудь успех.
Действительно, ничего подобного еще не знала военная история. Тридцать лет назад Стефан Баторий, лучший полководец своего времени, для войны с Россией опустошил польскую казну и набрал в свою армию цвет польской кавалерии, отборную венгерскую и немецкую пехоту, но за три года военных действий не смог продвинуться дальше Пскова.
Под красным знаменем Дмитрия собралась толпа бесшабашных рубак и людей с темным прошлым; денег в полковой казне почти не было. Его стратегией была отвага, союзниками – обстоятельства. Имея столь ничтожные силы и средства, он менее чем через год вошел в Москву.
Единственным залогом успеха Дмитрия было то, поистине лихорадочное, нетерпение, с каким русские люди на той стороне Днепра ожидали его прихода. Северская земля лишь недавно перешла под тяжелую руку московских самодержцев, подспудное брожение и шатость умов поминутно давали себя знать. Страшный голод 1601–1603 гг., разразившийся в центральной России, привлек сюда толпы холопов казненных и опальных бояр, которые пополнили собой число недовольных правлением Бориса. Несколько зажигательных слов было вполне достаточно, чтобы повести за собой этих людей. На Северщине еще не успели выстроить крупных крепостей, поэтому ошибка Годунова, вовремя не загородившего дорогу войскам Дмитрия из боязни огласки назревающих событий, скоро стала непоправимой.
Первой русской крепостью, вставшей на пути Дмитрия, был Моравск. Воеводами здесь были Борис Ладыгин и Елизар Безобразов. Дмитрий разбил лагерь верст за 30 от города и послал под его стены отряд запорожцев с требованием сдачи. Грамоты Дмитрия, надетые на концы казацких сабель, произвели желаемое действие. Жители взбунтовались, повязали воевод и выдали их Дмитрию с изъявлением покорности.
На другой день Дмитрий въехал в Моравск. Горожане толпились по обе стороны дороги с хлебом-солью, плакали и кричали:
– Встает наше красное солнышко, давно закатилось оно!.. Ворочается наш князь Дмитрий Иванович…
Православные священники окропили царевича святой водой и окрестили наиболее чтимыми иконами. В это время Мнишек говорил толпе, что он сенатор польский и радный пан, следовательно, не станет лгать и клялся, что Дмитрий – настоящий царевич, прибавляя, уже не как сенатор и пан, а как обыкновенный враль, что король и вся Польша признали его, и если москвитяне не покорятся, то королевское войско придет следом и накажет бунтовщиков против законного московского государя.
Остаток дня был посвящен гулянию и пальбе из пушек и ружей в честь славного события.
Так же легко сдался Чернигов, где воеводил Иван Андреевич Татев. Чернигов считался воротами на Москву, поэтому был укреплен лучше других северских городов, но укрепления, которые никто не хочет защищать, – бесполезны.
Казачий отряд внезапно подскакал к стенам Чернигова.
– Поддавайтесь царю и великому князю Дмитрию Ивановичу! – кричали казаки. – Моравск уже поддался!
Черниговцы всполошились; одни грозили казакам со стен оружием, другие требовали немедленно открыть им ворота. В это время Татев, взошедший на стену, приказал стрельцам открыть огонь по ворам. Залп оказался чрезвычайно удачным – с десяток казаков повалились с коней на землю. Они кинулись от стен врассыпную и набросились на слабо укрепленный посад, грабя и поджигая дома. В городе раздался общий вопль о пощаде. Черниговцы повязали Татева и послали к казакам сказать, чтобы они прекратили грабеж, – весь город бьет челом царю Дмитрию Ивановичу. Но казаки уже не слушали их, продолжая делать дело, за которым они, собственно, и явились сюда. Черниговские гонцы кинулись к самому Дмитрию. Царевич послал поляков Станислава Борша остановить погром, однако ко времени приезда миротворцев город уже был, как облупленный.
Дмитрий, въехавший в Чернигов на следующий день, лично вступился за жителей.
– Отдайте все, что вы пограбили незаконно у черниговцев, – сказал он казакам, – а не отдадите, пойду биться против вас с рыцарством.
Казаки льстиво оправдывались:
– Когда мы подошли к Чернигову, по нам стреляли и многих убили и ранили, поэтому мы и взяли посад, чтобы вознаградить себя: мы хотели этим царевичу прислужиться.
Препирательства продолжались несколько дней. Наконец казаки согласились возвратить большую часть добычи хозяевам.
Но едва удалось приструнить казаков, как возмутилось «рыцарство», потребовавшее уплаты жалованья. Дмитрий уговаривал их потерпеть, ссылаясь на нехватку денег; шляхта в ответ грозила уйти назад в Польшу. И действительно, часть поляков завладела одним из знамен, и, построившись под ним, двинулась на запад. Напрасно Дмитрий ехал за ними, умоляя вернуться, поляки даже не
