Вероника Севостьянова - Про меня и Свету. Дневник онкологического больного
Вместе со мной проходила лимфосцинтиграфию и Марина. Марина приехала из Перми ровно на один день. Утренним поездом сюда, а вечерним уже обратно. Семь лет назад именно в Питере Марина проходила лечение от онкологии, потом переехала в другой город, но основных врачей так и не поменяла. Первые три года проходила обследование, как и положено, раз в полгода у себя в Перми, потом, уже успокоившись, тоже по графику раз в год. И ничего подозрительного не обнаруживая, лишь отзванивалась в питерский онкоцентр своему лечащему, чтобы подтвердить, что все у нее в порядке. А сейчас приехала проверить лимфоузлы. “А почему? – спрашиваю я у нее. – Отчего так срочно бросились в другой город, что могло напугать?” – и поясняю, что спрашиваю не из любопытства, а для себя, чтобы в будущем тоже знать, при каких обстоятельствах пугаться. Впрочем, Марина тут же со мной соглашается, что вопросы задают друг другу все и всегда. У нее, как и у меня, создалось впечатление, что онкобольные – очень болтливые люди и всегда найдут тему, о чем поговорить. Но наверное, так и надо? Это опять к вопросу, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И если вы не миллионер Стив Джобс с личными врачами, то лучше о своем здоровье побеспокоиться самой, ни один лечащий врач не будет помнить, все ли процедуры и проверки вы прошли и все ли анализы сдали. Впрочем, даже и миллионеры, как показывает практика, от рака умирают.
А узлы у себя подмышкой Марина обнаружила сама, но мне, как оказалось, эта информация не поможет. Марина врач, а я на протяжении всего лечения, как мне ни показывали, где этот самый узел надо искать, так ни разу и не смогла его обнаружить.
Марину попросили задержаться, и, судя по всему, разговор им предстоял долгий, а значит, и не очень обнадеживающий. Но семь лет, которые были подарены Марине судьбой после лечения, на мой взгляд, тоже вполне себе нормальный первый срок. Даже если сейчас у нее найдут метастазы, то, скорее всего, подлечат еще и продлят жизнь снова. Хотя за последний год, много общаясь, я с удовольствием знакомилась с женщинами, прожившими после операции и двадцать, двадцать пять, тридцать лет. У всех все по-разному. Ну а дальше, как обычно, должны быть банальные фразы о необходимости своевременного обследования, о том, что если рак обнаружен на первой и второй стадии, то он вполне излечим, ну и много еще упреждающего и обнадеживающего. Но об этом уже столько написано, что не стоит даже и повторяться. Мне вот беременных в такой ситуации особенно жалко. Буйство гормонов провоцирует более быстрый рост опухоли, а лечение на фоне вынашивания ребенка, естественно, запрещено. Выбор между своей жизнью и жизнью будущего человечка всегда очень тяжел. Впрочем, что это я о грустном начала? У меня же сегодня радостный день, так что стоит позвонить с хорошими новостями и Свете.
15 мая
Жизнь без врачей уже кажется неполной и незащищенной. Первой это Света заметила. “Как же так, – спросила она, – получается, что они меня и правда отпустили и мне теперь не надо приезжать каждую неделю в больницу?” “Ну, это же хорошо, – оптимистично заметила я. – У тебя до следующего этапа лечения в сентябре так много времени, ты можешь заняться чем хочешь, посвятить время себе, родным, найти какое-нибудь хобби, уехать с мужем путешествовать, в конце концов”. Но Света отсутствие врачей воспринимала с тоской. Потом я услышала такие же жалобы и от Наташи, а потом от Оли и Тани, от Лены и еще от одной Светы. А потом ощутила такую же тоску и сама. Я тоже при каждой выскочившей болячке автоматически тянула руку к телефону и хотела звонить своему хирургу, чтобы проконсультироваться. Но, знаете, от этого надо отвыкать.
Как и любая зависимость, зависимость от врача, даже самого лучшего, опасна. Я поняла, что хочу и готова вернуться к самостоятельной жизни. К той, где решения я принимаю, основываясь на своих желаниях и на нуждах близких, а не исходя из расписания сдачи анализов. Да, чувство незащищенности и близкой опасности сидит в нас достаточно прочно, это Света правильно заметила. Но такое же чувство сковывает любого больного, когда нужно отказаться от уже привычной поддержки, например, от ходунков, когда учишься заново ходить. Так что в ближайшие дни я попытаюсь отбросить свои “ходунки”. И да простит меня, прочитав эти строки, мой доктор за то, что я его так обозвала…
29 мая
В те четыреста шестнадцать дней, когда меня подвергали химиотерапии и облучению, операциям и предательству близких людей, я все равно старалась жить по полной, несмотря ни на что. Ела и пила, насколько позволяли финансы и возможности измученного желудка, работала на исходе сил, ходила для собственного успокоения в бассейн и для чего-то изучала английский язык, баловала любимых племянников и крестника и даже, о Боже, умудрилась завести краткосрочный роман. Но я ни разу не была в Эрмитаже. Я, человек, посещавший до начала болезни залы дворца каждые две-три недели, ни разу не пошла взглянуть на его шедевры. И вот вчера я снова была в Зимнем. Протянула в окошечко свое новенькое розовое удостоверение инвалида, получила льготный бесплатный билет и пошла по мраморным ступеням к малахитовым палатам и золотым столбам. И, осматривая коллекцию нарядов императорского двора, я решила, что я наконец-то вернулась.
Ну да, у меня по-прежнему большая правая рука, но я надеюсь, что в борьбе между мной и моей конечностью победа будет все же за мною. У меня уже закуплены игрушки к следующему Новому году, а значит, как минимум до этого праздника я должна дожить. Я с нетерпением жду выхода на экраны третьей части саги о путешествии хоббита Бильбо. У меня очень много всяких разнообразных маленьких желаний. И еще я хочу на Байкал. Байкал – моя давняя мечта. Но я прекрасно понимаю, что столь далекое путешествие и дорого, и тяжело, и долго, и потому пока летаю в Европу.
Правда, между третьей и четвертой химиями, когда я поняла, что они мне не помогают, я чуть не купила на все оставшиеся деньги билеты до Иркутска и обратно, но потом решила еще подождать. И, видимо, не зря, ведь меня же вылечили. И теперь я поеду к озеру своей мечты с мыслями о будущем и о жизни. И обязательно окунусь, даже если вода будет очень холодной. И, вынырнув, непременно громко вслух произнесу: “Ну здравствуй, Байкал!”
